Главная страница
Фильмы
Люди
Гостевая книга
Фотографии
Литература
Заказ дисков
Напишите мне письмо...
В ГОРАХ ВОСТОЧНОГО САЯНА 2007
17 июля.

Сегодня идём в сторону цирка, из которого берёт начало Иден. А завтра мечтаем направить наши взгляды к Малой Киште с её большим тридцатиметровым водопадом.

Подъём по склону от памятника Федосееву был непростым. Метров через сто пятьдесят мы упёрлись в мелкий осыпающийся курумник. Надя здорово поранила палец на правой руке, а я неожиданно провалился на снежнике и сильно ударил колено. Поэтому на сам гребешок мы не долезли, сконцентрировав наше внимание на макросъёмках и панорамах в сторону Голубого озера.

Голубое озеро внизу и скалы, из-под которых берёт начало Малая Кишта (на втором плане).

Когда мы добрались до большого красивого снежника, увязавшаяся за нами Метка спугнула из-под Надиных ног куропатку. И после этого, воодушевлённая охотничьим инстинктом, Метка умчалась в долину цирка, и её звонкий голос мы периодически слышали весь день. Не знаю, кого она там облаивала, но мы не пришли на её призыв, так как наш «охотничий инстинкт» пока ещё дремал, а нога моя разболелась всерьёз.

Спустившись в долинку Идена – наполненную ручьями и зарослями ивняка, мы заметили, как со стороны истока вдоль русла идёт какой-то человек. Посмотрев в длиннофокусный объектив, я узнал в нём Виктора. Это было для нас с Надей неожиданностью, так как утром Михайленко сказал, что «пойдёт фотографировать» совсем в другую сторону. Вот тебе и ищи его потом! С этого момента мне стало вполне понятно, что внушить Виктору, что «...он ведёт себя, мягко говоря, не очень правильно» - невозможно. Его абсолютно не интересуют наши съёмки, его волнуют только свои, и поделать что-либо тут вряд ли возможно. Конечно, если конкретно попросить, он поможет. Да вот только просить ни у кого и ничего я к этому моменту уже не хотел. Я был искренне счастлив, что со мной всегда рядом была хотя бы Надюшка. Она ничего не спрашивала, а просто помогала мне всем, чем только можно. Глядя на своего «верного оруженосца», я благодарил судьбу за этот замечательный подарок, и у меня с каждым днём всё сильнее крепла уверенность, что с ней мы это кино снимем!

А что касается Вити – ну что ж, человека не исправишь. Будем принимать это, как данность...

 

Лирическое отступление № 1.  

Тут я почему-то вспомнил о событиях двухлетней давности, которые произошли с нами во время экспедиции в Забайкалье, и о которых я вкратце упоминал в начале этих заметок.

А дело было так.

Летом 2005-го года мы собирались доснимать фильм « CIRCUS». Уже были сняты Саяны, Тянь-Шань, города Европы и Москва, и хотелось иметь несколько кадров Забайкальской тайги, не тёмно-кедровой, а светло-лиственничной. Короче говоря, решили мы посетить один из самых интересных уголков Восточной Сибири – район Чары, где сходятся, разделённые долиной Среднего Сакукана и знаменитой Чарской пустыней, хребты Кодар и Удокан.

Кодар показался нам немного сложноватым, хотя и более живописным, а вот Удокан привлёк сочетанием на небольшом участке разнообразных и весьма любопытных объектов: озёр Намаракит, одно из которых образовалось в результате сильнейшего землетрясения, произошедшего здесь в 1957 году, множества вулканов, среди них Аку и Сыня, а также минеральных, травертиновых и горячих источников, слава которых (например, источника Пурелаг) была известна далеко за пределами Чарского района благодаря своим уникальным целебным свойствам.

Экспедиция готовилась задолго, но вот к июню месяцу, когда утверждался её состав, оказалось, что из шести планируемых участников остались почему-то мы вдвоём с Виктором Михайленко. И вот, понадеявшись на извечное русское «авось», мы всё равно сели на поезд и поехали. «Первый звоночек» прозвенел уже на Чарском вокзале, когда мы выгружали из вагона наши необъятные рюкзаки и кофры. Двести метров, что отделяли нас от здания железнодорожного вокзала, мы «челноком» преодолевали не менее получаса! Добравшись до заветного здания и сложив вещи в страшного размера кучу, мы слегка пригорюнились и поняли, что планы экспедиции придётся серьёзно пересматривать с учётом наших возможностей. Ведь по сути, количество груза осталось таким же, каким должно было быть в расчёте на шестерых (за исключением продовольствия и личных вещей, но они, как мы в этот момент уяснили, составляли лишь малую толику общего веса.)

Не буду утомлять читателя долгими рассказами обо всех мучениях, которые выпали на нашу с Виктором долю. Мы «челночили» весь сезон, получалось по четыре ходки каждому. Двигались невероятно медленно. Ко всему прочему лето выдалось необыкновенно жарким, и в реке Куанде, по которой мы должны были сплавляться в одном из этапов нашего путешествия, совершенно не оказалось воды. То есть в истоке из озера Леприндокан вода была, но с каждым километром нашего продвижения вниз её становилось всё меньше и меньше. Глядя на карту, мы по-настоящему молились, чтобы в следующем по ходу притоке была хоть какая-то вода. Но все как один ручьи и небольшие речки, впадающие в Куанду, оказывались пересохшими и представляли собой груды камней без намёка на какую-либо влагу.

В общем, сплав был «весёленьким»! Каждый день мы тащили наши резиновые лодки по острым камням, а зачастую просто обносили. А ночами шили и клеили многострадальные судёнышки. И вот когда мы, наконец, «доплыли» до предполагаемой базы, откуда собирались делать радиальный пеший выход к вулканам, силы наши были уже на исходе.

И всё же в пешку мы пошли. И, преодолев первые километры труднопроходимых зарослей ивняка, частокола берёзок и прочих «радостей жизни», очутились, наконец, в предгорном районе среди лиственничной тайги. Теперь мари или дебри кедрового стланика уже не могли нас запугать и воспринимались, как вполне обычный путь, хотя за плечами у каждого было килограммов по тридцать пять груза.

Настроение, однако, было у нас скверное, начались дожди. И в один из наших переходов, когда до Большого Сынийского водопада оставалось всего пару километров, я вдруг понял, что «пришёл...». Споткнувшись о привычную ветку стланика, я уже не смог самостоятельно подняться, да и Виктор был не лучше. Так мы и упали посреди топкой мари, не доползя чуть-чуть до нашего первого «съёмочного объекта».

2005 год. Наш «сплав» по реке Куанде.

Следующий день ушёл на обустройство временного лагеря у Сынийского водопада. Мы немного приходили в себя, но силы были уже не те, так как восстанавливаться было, мягко говоря, нечем. Из продуктов мы взяли в пешку только сублимированные каши, да чай (иначе не смогли бы вообще поднять рюкзаки).

На второй день я пошёл-таки снимать окрестности водопада. И тут произошло событие, объяснить которое я не могу (с технической точки зрения) до сих пор. Камера стояла на штативе. Я решил поменять объектив и подошёл к лежащему в пяти метрах от меня рюкзаку с оптикой. И в этот момент боковым зрением заметил, что камера на штативе начала «клевать» вниз. Меня это не сильно обеспокоило, так как никуда деться она не могла – я только что проверял, как закреплена площадка. Но неожиданно камера соскочила с головки штатива и медленно, как в рапиде (замедленной съёмке), начала прыгать по наклонной базальтовой плите к срывающейся водопадом реке. Это было настолько неожиданно, что я даже не дёрнулся в сторону падающего аппарата, хотя любой профессиональный оператор знает, что «спасение камеры» заложено уже в генах и автоматически «срабатывает» при любых ситуациях, которые могут возникнуть в процессе съёмок. Но тут что-то такое произошло со мной. Я совершенно спокойно наблюдал, как моя камера скачет по базальту (причём от неё не отломилось ни кусочка пластика!), а затем аккуратненько ныряет в водопад, где и находит своё пристанище.

Мне казалось, что всё это длится необыкновенно долго, хотя, по-видимому, прошло не более пяти секунд. Чуть позже я, прокручивая в памяти этот момент, был уверен, что успел бы подскочить к штативу и камеру поймать. Вот только берег был настолько покатым и скользким, что, скорее всего, я улетел бы в водопад вместе с ней. Значит, «ступор», в котором я оказался, был неспроста. Кто-то меня таким образом спас.

Но самым необыкновенным оказалось всё же другое: фиксатор на головке штатива, крепящий площадку с камерой, был-таки затянут...

Опущу подробности всех моих переживаний. На самом деле, где-то в глубине души я был страшно рад, что теперь все мучения, связанные с этой экспедицией, подошли к логическому завершению, хотя я и потерял своего «верного и единственного друга», с помощью которого снял немало фильмов!

Господи, если бы я знал, что это было ТОЛЬКО НАЧАЛОМ!

Тогда же в своём дневнике вечером я записал страшную пророческую фразу: «Сегодня улетела в Сыни моя камера, следующий – кто-то из нас...». Самое непонятное в том, что слова эти я прочитал уже в Москве, когда всё было позади, а вот момента, когда именно и зачем я это написал – совершенно не помнил.

После долгих размышлений мы решили с Витей ещё два дня постоять на этом месте, чтобы хотя бы пофотографировать удивительную красоту, которой не суждено уже было попасть в фильм (камера «ушла» с полностью отснятой кассетой!), а затем, как говорится, «подавться к дому».

И вот на второй день мы карабкались на близлежащую горку для панорамной фотографии Удокана.

Когда мы уже спускались после съёмок, желая сократить путь обратно, подошли вплотную к водопадиком стекающему с горы ручью. Скатывался он по гладкой каменной плите, на которой не росло ни единого кустика. Подойдя к этому месту, Виктор радостно воскликнул: «Вот зимой бы тут покататься с горки!», на что я язвительно ему заметил, что после такого катания костей от него не соберёшь.

Я сделал несколько кадров ручья, но ходить в непосредственной близости от полированного камня было страшновато. Сказал об этом Виктору. Тот согласился, но попросил пару минут, чтобы снять это место чуть сверху.

- Только осторожней! - крикнул я ему.

Зная, что две минуты – это, как минимум, пол-часа, я присел возле каменной плиты на камушек, перемотал портянки и закурил.

2005 год. Виктор на «том самом месте» за три часа до происшествия.

Дальнейшее я помню смутно, словно это было во сне.

Вначале я услышал усиливающийся шум, как будто стая уток взлетала с воды. Первая мысль, пришедшая в голову: ко мне несётся какой-то огромный зверь. Я инстинктивно вскочил на ноги и увидел страшное зрелище: Витя ногами вперёд скользил по руслу стекающего по каменной плите ручья, гоня перед собою массу воды, которая и создавала шум. Он, набирая бешеную скорость, пролетел мимо меня (я находился метрах в тридцати от ручья) и исчез внизу за обрывом. Из моего горла вырвался истошный крик, и мне показалось, что я расслышал, как Виктор крикнул мне что-то, похожее на «Прощай...»

Я абсолютно не знал, что ТАМ внизу, под обрывом.

Звук воды вдруг резко оборвался, а затем я чётко услышал громкий всплеск. В моём сердце появилась надежда. Я, сломя голову, помчался вниз вдоль склона. На пути встречались заросли стланика, огромные камни и расщелины, но всё же минуты через три-четыре я оказался у маленького озерка, всего метров десять в диаметре, в который скатывался по каменным плитам ручей, и в центре которого плавало головой вверх (!) бесчувственное тело Виктора.

Я что-то кричал, слёзы текли у меня из глаз помимо воли. В конце концов мне удалось вытащить Витю из воды и положить на сухое место. Он был жив! Но вся голова его была в крови, а когда спустя минуту он вдруг пришёл в сознание, то начал стонать и показывать рукой на правую ногу в области колена. Мне стало ясно, что нога сломана.

К счастью, рана на голове оказалось неопасной – я прощупал кость, она была цела. Но вот с ногой всё было намного серьёзней.

Самым плохим в этот момент было то, что с собой мы не взяли никаких медикаментов. Нужно было срочно бежать на базу за бинтами, перекисью водорода, одеждой и палаткой. Я сразу понял, что не смогу отнести Витю к подножию горы. Склон был настолько крутым и непролазным, что я один с огромным трудом по нему перемещался.

Найдя более-менее ровную площадку метрах в тридцати от «озерка» и с трудом перетащив туда стонущего Витю, я набрал веток и разжёг костёр, поскольку пострадавший был абсолютно мокрым, и его начал колотить озноб. Вскоре небольшой костёр уже горел, я переодел Витю в свою майку и куртку, которые оказались относительно сухими, и пошёл на базу. Больше всего меня беспокоило, что Виктор может вновь потерять сознание. Никто из нас не понимал, в каком на самом деле состоянии он находится, визуально определить это было очень сложно. Радовало только одно: он помнил, ЧТО с ним произошло и обещал мне (кивком головы) постараться поддерживать костёр до моего возвращения.

База находилась в двух с половиной километрах от места происшествия. Но тут, среди зарослей кедрового стланика и множества ручьёв, а также бесчисленных звериных троп, очень легко было сбиться с пути. А поскольку кроме того, что я был практически голым, ещё и находился в нервном шоке, так как судорожно пытался придумать, что же делать дальше, то через какое-то время я поймал себя на мысли, что совершенно не понимаю, где нахожусь. Надо было брать себя в руки. Поэтому я решил сесть, выкурить сигарету и хорошенько оглядеться.

Это помогло. Метров через двести я вдруг узнал знакомую полянку среди мари, и через пол-часа был на базе.

...В сумерках я с трудом нашёл место, где оставил Витю. Я кричал в надежде, что он откликнется, но как потом выяснилось, Виктор слышал меня, да сил ответить у него не было. Костёр давно потух, но Витя был в сознании, и вскоре мы вместе с ним поужинали и улеглись в принесённые мной спальники. Рану на голове мы обработали перекисью и затянули бинтом.

На другой день я собрал палатку на базе, надрал шишек с кедрового стланика и всё это принёс Вите. Также заготовил ему впрок дров. Сидя у костра, мы одновременно пришли к выводу, что мне необходимо каким-то образом добираться до людей и просить помощи – сами мы отсюда не выберемся.

Дальше были непростые дни моего блуждания по тайге и горам, встреча с Володей Байцевым, который помог мне по кратчайшему пути выйти к БАМу... Много чего было. Испытание, выпавшее на нашу долю, оказалось тяжёлым, на грани возможного. Произошли и встречи с медведями: один из них ломился ко мне в избу, а другой в это время пытался поужинать беспомощным Витей, который забыл сжечь в костре окровавленные бинты, привлёкшие своим запахом непрошенного хищника. Там же, на этом злополучном месте, я впервые увидел Надюшку Борсук. Она с друзьями-туристами случайно оказалась в этих дебрях и нашла оставленную мной записку с описанием происшедшего несчастья. Когда мы уже с добровольными спасателями вышли к палаткам, где находились туристы, и куда мы вскоре перетащили Витю, к нам выбежала тоненькая девушка с огромными глазищами и бросилась нас обнимать. И непонятно было, кто больше всего был рад встрече – мы, наконец дошедшие до этого места, или Надя, которая уже и не надеялась, что мы придём...

Да простит меня читатель за длинное лирическое отступление, но два маленьких эпизодика в заключение.

Первый – про ТО САМОЕ место.

Я лишь на третий день жития на базе у Сынийского водопада увидел на скале, что возвышалась над нами, будто выбитый художником лик злобно улыбающегося разбойника с перевязанным глазом. И наскальный рисунок этот был настолько ярким и чётким, что я никак не мог понять, почему до сих пор его не замечал. Когда начали происходить наши несчастья, я окрестил этого разбойника «Демоном Сынийского водопада». А будучи уже в Чаре от одного из местных жителей услышал странную, почти мистическую историю.

Было это лет десять тому назад. Кочевали через то место эвенки – отец и сын со стадом оленей. И вот, переходя реку вброд как раз там, где находилась наша база, и где улетела моя камера, отец-эвенк вдруг поскользнулся, его понёс поток воды, и он оказался в том самом «котле». (После падения туда камеры, мы с Витей пытались опустить в него привязанный на верёвку огромный камень – но он так и не достал дна...) Сын-эвенк долго бегал вокруг адского омута, но отца не было. Так и ушёл сын, прокляв это место и не похоронив отца.

Но спустя год или два вновь пришлось проходить здесь сыну погибшего эвенка. Был он не один. Рядом с ним была его молодая жена. Сели они на камень, что лежал у страшного омута, начал сын разговаривать с душой отца, с духами воды, и вдруг на его глазах из омута всплыло тело старого эвенка – как будто только что он утонул: не тронутое разложением, не разбухшее...

Трудно сказать – легенда это или быль, но эвенки не любят то место. Странным оно показалось и мне...

И последнее, что хотелось сказать, вспоминая нашу непростую экспедицию в Забайкалье. Как потом я понял, мы с Виктором совершенно по-разному пережили произошедшую с нами историю. Я был наполнен эмоциями и желанием любой ценой спасти его, вытащить из непролазных дебрей, и иногда мне, действительно, было очень страшно и невыносимо тяжело от свой беспомощности. И только когда мы Витю на вертолёте доставили в Чарскую больницу, я впервые за две недели вздохнул полной грудью и мог, наконец, несколько часов поспать. Витя же мне в последствии сказал, что никаких особенных испытаний ему пережить не пришлось. Он надеялся на Бога и на своих добрых ангелов, которые в итоге и помогли ему выкарабкаться из беды...

***