В краю заповедной Печоры
(путевые и дневниковые записи)
Об Урале мы с Сашей стали поговаривать года три назад. Никто
из нашей группы там не бывал. Представление составлялось по
лаконичным описаниям туристских маршрутов и книгам людей,
влюбленных в этот край и исходивших его своими ногами…
Из книги описаний маршрутов «Север» (издательство ФИС, 1975
год) единым движением выбрали – «На гору каменных идолов».
Маршрут предполагал: от посёлка Якша, где находится управление
Печоро - Илычского заповедника, добраться до поселка Усть-Унья
– это 80 км по проселку или 140 км вверх по реке Печоре. Оттуда
- подъем вверх по реке 120 км до устья притока Печоры реки
Большой Порожной, откуда начинается семидесятикилометровый
путь в горы к каменным останцам, истоку реки Печоры и обратно.
Затем сплав вниз по Печоре до её притока реки Елмы, подъём
по последней в пятнадцать километров, волок через тайгу –
в десять километров на р. Унья и сплав по ней до поселка Усть
- Унья (130 км) и далее по Печоре те же 140 километров до
поселка Якша – исходного пункта.
Поскольку маршрут, в основном, пролегал по территории заповедника,
Саша заранее решал вопрос о разрешении его прохождения. На
него же легла забота приобретения вакцины от клещевого энцефалита,
что оказалось не так просто. Много сил, времени и средств
потребовалось для подготовки видеосъемочной аппаратуры для
специальных съемок в горах и, особенно, в пещерах. Это было
на Саше и Вите, последний отвечал также за техническое состояние
машины и почти всё хозяйственное и продовольственное обеспечение
экспедиции. Немалую материальную помощь для нас оказал знакомый
Саши - Денис.
Слово об участниках.
Александр Свешников – наше объединяющее начало, кинорежиссёр,
создатель нескольких десятков игровых и документальных фильмов.
Виктор Федченков – кинооператор, практик конструктивных идей,
заведующий хозяйством.
Виктор Михайленко – ассистент режиссера, автор этих строк.
Подготовка шла своим ходом, но главным для меня, да и для
ребят, оставалась реальность нагрузок, связанных с подъёмом
в горы и с волоком на реку Унью. Болячек хватало у каждого.
Кроме того, раньше мы не поднимались по рекам вверх и не знали,
потянет ли мотор мощностью в 3,3кВт две резиновые лодки с
грузом примерно в 700 кг.
Сам маршрут разрешал при необходимости отказаться от той части,
которая была связана с волоком.
Дорога к заповеднику.
19 июня. Рано утром мы выезжаем из Москвы,
вечером на спидометре 812 км. Позади Московская, Владимирская,
Нижегородская области. Ночевка в Кировской, недалеко от лесного
озера. В лесу хорошо, после прошедшего дождика столько запахов!
Вокруг сосны, березы, цветут шиповник, брусника. На открытых
местах у шоссе попадаются уже спелые ягоды земляники.
20 июня. За окном машины – сглаженно-холмистая
местность. Леса, перелески, поля… Немало их пустует и здесь,
и по всей России. Зато, как грибы после дождя, повылезали
бесконечные харчевни, закусочные, пункты торговли всевозможными
товарами. Что осталось от колхозных хозяйств, от исконно крестьянской
страны?
Заезжаем в Киров (Вятку). По пути не видим в городе ни храмов,
ни интересной архитектуры, ни реки. Нет и особых впечатлений.
Вечером, уже в Республике Коми, в 100 метрах от дороги у края
леса увидели двух молодых лосей. Остановили машину – не уходят.
Когда все было готово для съемки, лоси, не спеша, скрылись
за деревьями. Проехали около 500км.
21 июня. К полудню мы в Сыктывкаре. Тут
радуют просторные чистые улицы и красивые дома, большинство
из которых со своим рисунком в оформлении и архитектурным
своеобразием. Приятна была и доброжелательность людей, к которым
мы обращались. В центральном книжном магазине Саша покупает
совсем недорогие листы карт по городу и республике, а я маленькую
книжечку Романа Ласукова « Звери и их следы», изданную в Москве.
В школьные годы можно было лишь мечтать о чем - либо подобном.
И дороги в Коми в ухоженном состоянии - со всеми необходимыми
знаками, указателями и даже пожеланием «жить долго». Это к
месту – по трассе десятки памятников разбившимся шоферам.
При въезде в Ухту – тоже памятник – большой, каменный, со
сквозной выемкой в нем в форме православного
креста и надписью, гласящей: « Прохожий, поклонись праху невинно
убиенных в годы политических репрессий».
В 30 – 40 годах в Коми было отправлено несколько десятков
тысяч спецпереселенцев.
В самой Ухте, в основном, старые каменные здания. Но приятного
впечатления от города, как от Сыктывкара, не возникает. Ближе
к железнодорожному вокзалу чувствуется запах нефти, на путях
стоят несколько составов с цистернами. Что ж, это край, где
добывают нефть и газ.
Вдоль песчаной дороги Ухта – Троицко–Печорск по обеим сторонам
тянется газопровод. Трубы идут через лес, болота, они на деревянных
опорах, которые со временем подгнивают, и трубы прогибаются
под своей тяжестью. На ряде участков сырых верховых болот
прогиб их таков, что местами они ушли глубоко в торф. А если
в этих местах прорыв, как к ним подобраться?
22
июня. Сегодня по пути предстала такая картина: недалеко
от дороги поднимается черный коптящий дым над большой огражденной
территорией, внутри которой почерневшие строения и вышки.
Первая мысль – сгоревшая зона заключения. Подходим ближе,
через дым различаю специальные сооружения для какого – то
технологического процесса. Оказывается - сажевый завод. На
сотни метров вокруг на всем лежит сажа, и растительность приобрела
грязно-серый цвет. Черная язва на зеленом теле лесов.
В Троицко-Печорске пополняем запас продуктов. Это райцентр.
Дома, в основном, деревянные. В магазинах есть всё необходимое.
В поселке свои хлебопекарни. Пробегаю глазами по страницам
двух купленных номеров местной районной газеты «Заря». Районку
люблю, она живее, да и к жизни поближе, хотя, конечно, это
зависит от людей. В «Заре» с этим всё нормально. Здесь и хорошие
очерки о людях, и местные новости, и сводки с цифрами лесозаготовок
по леспромхозам: основное производство тут связано с лесом.
От Троицка-Печорска стали встречаться кедры. Доезжаем до Комсомольска-на-Печоре.
Река недалеко, но с дороги ее не видно. Последняя на пути
автозаправка. Заправщик лет 30 -35-ти словоохотлив, поверх
вопросов рассказывает:
- Лето в этом году длиннее будет -тепло раньше пришло. Ягода
хорошая должна быть. Грибы уже попадаются, подосиновики. Они
у нас трех цветов: сейчас пошел белый, луговой; тот, что в
бору растёт - со шляпкой под цвет коры сосен да выцветших
иголок; а ещё есть, который во мху – он ярко-оранжевый. Хариуса
здесь мало, он выше. Таймень – большая редкость. В верховьях
еще есть сиг и налим. В лесу, на луговинах, марьин корень
растет, мы чай с ним пьем - силу дает.
Лес повсюду рубят, леспромхоз к самому заповеднику подобрался.
На отведенных площадях вырезают всё, оставляя только кедр
- его рубить запрещено. Но один он жить не может… Медведей
много, но никого не трогают - ни человека, ни скотину...
Вечером мы в поселке Якша на берегу Печоры. До встречи думалось:
« Какая она - Печора?». Читал о ней в описании, по карте видел
ее путь, знал, что берет свое начало в Уральских горах и за
1800 км. несет свои воды к океану. Но почувствовать реку можно,
лишь пройдя перекаты, изучив повороты и рукава, пропитавшись
её запахами. А в этот первый вечер перед нами открылась речная
гладь, под которой чувствовались течение и сила.
Территория заповедника состоит из двух участков: небольшого
Якшинского в 15,8 тыс. га и Уральского в 705,5 тыс.га, лежащего
восточнее, в междуречье верховья Печоры и ее крупного правого
притока – Илыча. Восточная граница заповедника вытянута вдоль
главного Уральского хребта, называемого Коренным Поясовым
Камнем. За ним - уже Азия. Схему
Печоро-Илычского заповедника можно посмотреть тут.
Якша
23 июня. Узнали, что директор заповедника
будет через три дня. Ребята определяются с местом стоянки.
Располагаемся на лужке у самого берега. Рядом – огороженная
усадьба, деревянный дом, в котором, как узнаём, живёт заведующая
музеем заповедника Ирина Николаевна Сивоха. Вечером, после
разбора и подготовки вещей к маршруту, мы в ее доме. Знакомимся
с ней и ее мужем Сергеем. А дальше - живое общение.
Ирина Николаевна в заповедник приехала с низовья Оби, из города
Салехарда, где она жила с родителями. Окончила звероводческий
техникум. Хотелось интересной работы. Тогда и написала письмо
в заповедник.
- В то время, а я работаю здесь уже двадцать лет, - говорит
Ирина, - писем с просьбой принять на работу порой даже в любой
должности за небольшую плату приходило до 600 в месяц. Почему
– то ответили и предложили работу мне. Работала на созданной
здесь единственной в стране лосеферме.
Опыт такой работы, наблюдения и изучения лося в одомашненных
условиях в дальнейшем позволили Ирине Николаевне за научную
работу получить «Грант».
Ее муж Сергей приехал сюда из Калининграда. На вопрос: «Что
позвало?», отвечает:
- Романтиком был.
Сейчас у них свой дом, хозяйство, дочь в этом году закончила
школу. Но видится, что романтиками они остались до сих пор.
- Люди сейчас, - продолжает Ирина Николаевна, - работают не
из-за романтики, а из-за денег (а как ещё выжить в новых условиях,
когда во главу угла поставлены эти самые деньги и все мы в
зависимости от них. – примеч. автора). Интерес, конечно, тоже
есть. У кого больше, у кого меньше.
- А что за человек директор? – спрашивает Саша. – С ним можно
нормально поговорить?
- И поговорить и вопросы решать с ним можно. Директором он
давно, с 1966 года. Но мое мнение: если человек долго находится
у власти - это не лучшим образом влияет на его личность. С
другой стороны – назначат нам другого – неизвестно еще, что
мы тут запоем.
- Кроме управления заповедником в Якше давно существует леспромхоз.
Как местные жители относятся к сотрудникам заповедника?
- Преобладает мнение, что заповедник – вотчина его сотрудников.
Судят так: «одним что-то можно, а другим - нельзя». Не объяснишь
ведь: то, чем пользуешься, полностью отрабатываешь.
К слову сказать, зарплата у Ирины Николаевны по высшему разряду
составляет 1200 рублей.
- А поселок Якша давно существует?
- Заселение верхней Печоры началось приблизительно 300 лет
назад и было вызвано тем, что здесь пересекались торговые
пути. С
верхнекамского (Чердынского) края на Печору доставляли хлеб,
обратно везли рыбу, пушнину… По одним сведениям основание
Якшинской пристани относят к 1770-му, по другим – к 1784-му
году. О происхождении названия Якша ничего найти не удалось.
Возможно, оно от слова «якшаться» - разговаривать. Но я предложила
другую версию: название могло произойти от имени купца, одного
из основателей пристани. Как раньше от имени давались названия?
Кирилл – Кирша, Яков – Якша…
За разговором Ирина Николаевна угощает нас чаем со смородиновым
вареньем. Мы спрашиваем обо всём интересном, что может встретиться
нам на маршруте, о людях на кордоне, о зверях в тайге… О последних
Ирина с Сергеем могут рассказать немало. О том же лосе, например:
- Лосята, родившиеся в лесу и непосредственно на лосеферме,
значительно отличаются по своей приручаемости. Другого рода
наблюдение: стоит лось и подолгу вдыхает запах нефти, а то
и весь измазывается в ней. Почему? Оказывается, у него в носоглотке
и на теле живут паразиты, от которых он может избавиться только
так.
- А как с хищниками, волков хватает?
- Зимой, бывает, и на дорогах встречают, машиной даже сбивают.
Волки не любят ходить по целине, отворачивать с нахоженной
дороги в снег. Как-то недавно троим подросткам пришлось от
стаи волков на деревья забраться, тем и спаслись. Осенью и
зимой они в поселок приходят и, бывает, прямо с цепей уносят
собак или уводят, если собака бегает без привязи, как случилось
с нашей собакой в 94 году…
Пса, а у нас лаечка была, зимой мы не отпускаем. А тут как-то
стал вдруг проситься на волю - пищит, пищит... Ну мы его и
отвязали на ночь - на берегу у него смотровая площадка на
реку, где он подходы к дому охранял.
На следующий день его дозваться не можем. Решили, что он загулял,
а значит – может придти и через неделю. Проходит день, другой,
и тут научный сотрудник заповедника Сергей Михайлович Сокольский
меня спрашивает:
- Ирина, вы песика не потеряли?
А я:
- Да, где-то гуляет.
И тут он мне показывает хвостик от нашего песика и его ошейник.
Ну я, естественно, как хвостик увидела, так в слезы… Оказалось,
что пара волков – самец и самка, которые давно уже кружили
вокруг посёлка , ночью в тот же день нашего песика позвали.
Причем, волчица призывала его поиграть с ней. Он вышел к ним,
спустился на речку... Мы потом все по следам просчитали. Какое-то
расстояние они бежали с ним рядышком, самка с ним заигрывала.
Потом они его с обеих сторон ухватили: самец с одной, самка
с другой - и поволокли дальше. И только через какое-то время
они его удушили (на снегу появилась кровь). Уже видно, что
он не сам бежал, а его тащить стали. И так они его на кусочки
разобрали, что кроме ошейника, кусочка хвоста и маленького
комоча шерсти нам ничего найти не удалось...
В этот вечер услышали мы рассказ и о медведе:
- Года три назад поехали мы (я, муж и наша приятельница) за
ягодой, собирали бруснику в бору-беломошнике. Вдруг слышим
хруст, чувствую - кто-то тяжелый. Подумала – лось. И тут я
вижу лица моих спутников: глаза у них большие-большие и, как
говорится, челюсти отвисли. Поворачиваю голову – метрах в
сорока от нас медведица с тремя медвежатами, а у нас ни оружия,
ничего... Стучать, так ведра и те капроновые. И все, не сговаривясь,
свистеть и кричать начали, а медведица уже выпад в нашу сторону
сделала – огромный такой прыжок... Медвежата за ней стоят,
смотрят. Тут мы завыли и закричали еще больше. И тогда медвежата,
дрогнув, побежали назад, и медведица, глядя, что ее детеныши
испугались, тоже стала с ними отбегать. Но буквально через
каждые десять метров поворачивалась, вставая на задние лапы,
чтобы удостовериться, что мы ее не догоняем. Так они и удалились.
После этого у нас началась трясучка. У всех. А в тот момент
мы только кричать могли...
Знаете, говорят, что бежать вообще нельзя: это провоцирует
зверя. Можно отступать потихонечку . Но еще неизвестно, как
зверь себя поведет, он непредсказуем. В литературе сколько
раз этот вопрос обсуждался! Некоторые предлагают: когда зверь
совсем агрессивен - тут же упасть, закрыть голову руками и
притвориться мертвым. Бывали случаи, когда медведь просто
зарывал человека мхом - мол, ты тут тухни, а я потом приду
и тебя съем…
24 июня. Сегодня мы в музее заповедника.
В его светлых комнатах собран богатейший материал по истории
края. Десятки
томов научных трудов с описанием того, что человек увидел,
открыл, изучил в жизни ещё не изменённой им природы. Этот
материал представлен и в многочисленных фильмах, фотографиях,
рисунках, картах, схемах, гербариях, чучелах животных и птиц
– всего не перечислить.Труд сотен людей !
Ребята снимают, записывают рассказ Ирины Николаевны, а я,
слушая, приоткрываю для себя жизнь заповедной Печоры.
25 июня. Утром идем на лосеферму, где живёт
теперь только одна взрослая лосиха. А сколько же их было,
и вообще, с чего все начиналось? Почему возникла сама идея
одомашнивания лося?
- В прошлом было немало примеров жизни этого животного рядом
с человеком. У нас в стране в 30-х годах было положено начало
практики одомашнивания лося, но именно здесь, в Печоро-Илычском
заповеднике, в 1949 году был начат многолетний эксперимент
по изучению лося в новых для него условиях, - слушаем мы рассказ
заведующего лосефермой Михаила Вениаминовича Кожухова – ветеринарного
врача по профессии, работающего в заповеднике с 1957 года.
Но все это немного позже, а пока Михаил Вениаминович, собирая
охапки травы, говорит, что лосиха здесь, он ее выведет во
двор, и что нам не надо прятаться. Животному спокойнее, если
человек ведет себя открыто и естественно.
Вчера мы приходили на лосеферму, но лосиха к обычному для
себя времени не пришла. Стоят жаркие дни и в лесу ей легче
- она и воду там найдет, и прохладу, и насекомых меньше.
Лосихе Андюге 21 год. Заметив нас, она пугается, смотрит
очень настороженно но, видя, что мы разговариваем с тем, кого
она с рождения знает, успокаивается и ложится у бревенчатой
стены фермы, жует траву. Нещадно едят ее оводы. Мы наблюдаем
за Андюгой и слушаем рассказ Михаила Вениаминовича:
- За 50 лет здесь на ручном вскармливании выращено свыше 520
лосей, среди которых есть животные шестого поколения. За столь
длительный срок наблюдения за конкретными животными (единственный
в мировой практике) мы накопили уникальные данные по продолжительности
жизни, а также по изменению плодовитости, молочной и мясной
продуктивности вида. Изучали лося и в качестве тягловой силы.
- Признаться, я не слышал, чтобы лось мог служить человеку,
как лошадь !
- Так в тайге он гораздо проходимее лошади. И дорогу через
то же болото безошибочно найдет, и легко перейдет через него
за счет особого строения копыт, - добавляет Михаил Вениаминович.
– Лось действительно служит человеку. Служит всем. Уникально
по целебным свойствам молоко лосихи, применяемое при лечении
лучевой болезни и язвенной болезни желудочно-кишечного тракта.
- А с чего вы начинали?
- Отлавливали в лесу недавно родившихся лосят. Первые дни
у них еще нет страха перед человеком...
Лосят
мы тоже увидели. Правда, они не первых дней, а постарше, и
живут уже отдельно от мамы Андюги. Любопытные, пугливые. И
хочется, чтобы выросли они с доверием к человеку, которое
бы их не погубило. Слишком уж они беззащитны перед браконьерами.
Вспоминая случай с одним из них, Михаил Вениаминович сетует:
- И факты есть, и браконьерство доказано, а он отделался небольшим
штрафом! Оружие - и то не смогли отобрать. А ведь кто-то вообще
считает себя достойным охотником, если на его счету несколько
десятков убитых лосей.
Наверное, чтобы переключиться от тяжелых мыслей, Михаил Вениаминович
рассказывает нам один забавный случай:
- Приехал в заповедник один из уральских корреспондентов.
Сидим мы у кого-то в доме, разговариваем, анекдоты рассказываем…
И корреспондент просит рассказать случай встречи человека
со зверем - написать ему об этом хотелось. А окна в доме открыты
– лето на дворе и уже темно, но я-то видел, что один из наших
лосей возле дома ходит, он и раньше иной раз в окно заглядывал:
может, хозяева чем угостят... Вот я и говорю этому корреспонденту:
«А вон, выгляни сам в окно – тут за случаями далеко ходить
не надо». И этот самый корреспондент вдруг нос к носу видит
перед собой рогатую морду ! От неожиданности он дар речи потерял...
А был еще рассказ, как одна лосиха, чтобы добраться на лосеферму,
переплыла Печору при 20-ти градусном морозе, когда по реке
несло ледяную шугу. Видели мы и интереснейшие фотографии:
лось с грузом на себе идет с людьми по тайге, или лось, запряженный
в санную упряжку…
К сожалению, когда я пишу эти строки, Михаила Вениаминовича
уже нет в живых, зимой он умер. Уходят последние. Кто и когда
продолжит их дело, используя уникальный опыт?
26 июня. Корнелия Оттовича Мегалинского
– директора заповедника, мы увидели еще вчера вечером: около
своего дома он окучивал картошку. Спокойный, внимательный
взгляд. На вид даю ему лет 55. Отмечаю темные редеющие волосы
и ничего лишнего в теле (подвижная работа к тому не располагает).
Поздоровались, договорились о встрече на завтра.
И вот мы в его кабинете. Он просторный, обит вагонкой в елочку.
Здесь карта заповедника, отсюда осуществляется ежедневная
связь с его кордонами по рации.
Разговор наш сам собой выходит на проблемы заповедников.
- Заповедная система в целом продолжает худо-бедно жить -
100 российских заповедников в стране есть. Существуют они
все по-разному, большая часть - трудно. И никто не может сказать,
что завтра будет лучше... Нашему заповеднику в какой-то степени
повезло: республика далеко не безразлична к его судьбе. Были
выделены деньги от Всемирного Фонда Дикой Природы, так как
в 1995 году заповедник был внесен в почетный список Всемирного
природного наследия ЮНЕСКО, как часть объекта «Девственные
леса Коми». На эти средства мы выплачивали зарплату сотрудникам,
строили избы в поселке и на кордонах, приобретали лодочные
моторы… Но проблемы, конечно, остаются. В заповеднике есть
еще и научный отдел, в который сегодня найти специалиста чрезвычайно
сложно. Мы идем на разные уступки, предлагая аспирантам, научным
сотрудникам соответствующих институтов на договорных условиях
приезжать и работать в заповеднике хотя бы на полевые сезоны.
В науке, к примеру, у нас нет ихтиолога, хотя рек предостаточно
и ситуация со всеми водными объектами довольно сложная. Когда
я сюда приехал (в 1966г. – прим. автора), у нас семга была
в изобилии, здесь ее лучшие нерестилища. Сейчас же семги –
единицы, за сезон вообще можно не увидеть ни одного всплеска
этой рыбы !
- А в чём причины?
- Воинствующее коммерческое браконьерство в низовьях Печоры.
Та, что заходит с моря, сюда не доходит.
- И защитить зверя и рыбу мы не можем?
- Ну, я бы сказал, что не очень стараемся. Эта система, когда
все схвачено - она тут действует, как нигде ! Можно эту проблему
решать, но она затратна. Это и транспорт, и, главное - люди,
которые были бы свободны от всякой возможности сделки. Если
мы сегодня инспектору рыбоохраны платим 1000 рублей, конечно,
ему очень сложно устоять против всяческих соблазнов, быть
независимым, по крайней мере. Я не говорю, что он прямо как-то
способствует браконьерству, но когда ему говорят: «Слушай,
парень, вот бочка бензина, она стоит практически двух твоих
зарплат!», сомнение возникает... Поэтому здесь без серьёзного
вмешательства государства не обойтись.
Сейчас такая общая ситуация, когда масса людей свободных,
без денег - не знает, куда приложить свои силы. Кто раньше
не то что ружья – удочки в руках никогда не держал, сейчас
идет на реку, в лес, потому что надо как-то жить. У нас поселок
по численности изменился мало, а вот падение заготовок в леспромхозе
сократилось на порядок, люди остались без работы… Проблема
и с сохранением лесов от пожаров. А сегодня еще и непонятно,
как решится вопрос с реорганизацией природоохранных структур
в стране.
Вообще, за 70 лет существования у заповедника было много
трудных периодов. Нелегкий груз на плечах директора... Но
он болеет за свое дело, преодолевает трудности и надеется,
что люди должны сохранить природу, ее неповторимую красоту,
нетронутость, богатства - хотя бы в заповедных уголках...
Нам выписан пропуск в заповедник, на некоторые участки маршрута
отпечатали 2-х километровку. Последние инструкции, оплата
разрешения и машины, и мы готовимся к выезду.
Усть-Унья
27 июня. Утром на «Уазике» заповедника выезжаем
в поселок Усть-Унью и уже оттуда начнем подниматься вверх
по Печоре, что сократит наш путь по реке на 130 км.! С учетом
наших сил, времени и запаса бензина - это необходимая переброска.
По пути, в поселке Комсомольск-на-Печоре, Саша берет листы
карты-километровки нужного нам участка маршрута по реке Елме
и Унье у Андрея Мельничука – инспектора-охотоведа. Его участок
как раз по этим рекам, в буферной зоне заповедника. Андрей
с нами едет в Усть-Унью. Дорогой я расспрашиваю его сразу
о многом и узнаю, что на Елме у него изба, живет там осенью,
охотится. Работал в заповеднике, но ушел, о чем, судя по его
обмолвке, сожалеет. Андрей показал на карте, где лучше проходить
волоком на р. Унью. Из его рассказа услышали, что в устье
р. Елмы моет золото группа из двух-трёх человек, начальником
партии у них женщина, и что там обитает медведь, у которого
диаметр лапы 28 см.
- Моя собака, увидев его след, испугалась.
Андрей предложил нам при случае воспользоваться его избой
и запасом круп на Елме.
- Вот только шубу у меня кто-то там утащил…
Здесь на дороге, точнее на переправе через Печору (в Комсомольске)
нас тоже, похоже, «раздели» - за переправу на пароме машины
туда и обратно ребята заплатили 400 рублей.
Из окна машины рассматриваю местность, лес. Участки темнохвойной
тайги чередуются с великолепными борами-беломошниками. Ближе
к поселку за деревьями пару раз открываются участки возвышенности
Анаюгопармы, до 110 метров возвышавшуюся над рекой, которая
сама здесь на 145 метров выше уровня моря.
Усть-Унья – на горке. Дома само собой располагаются по ярусам.
Верхние выше реки метров на 20. Отсюда хороший обзор: видны
Печора и Унья, соединенные рукавом, возвышенность и тайга,
уходящая во все стороны вдаль.
О деревне Усть-Унье есть упоминание в метрических книгах Христорождественской
церкви села Корепино Чердынского уезда за 1834 год.
Нам удается разжиться буханкой черного хлеба. Хлеб здесь пекут
сами – по дороге не каждая машина пройдет, а та, что ездит
– из коммерческого интереса привозит лишь водку да табак.
Единственная возможность запастись мукой, крупами, сахаром
и топливом (бензин, керосин), то есть самым необходимым здесь
и в других деревнях на Печоре выше Якши, бывает раз в году,
когда весной по большой воде по реке поднимается самоходная
баржа. Но и она всех и всем не обеспечит. Можно, правда, еще
на моторке, но это траты на бензин, да и груз все-таки ограничен.
Мы
подтягиваем наши вещи к самому берегу. Пару рюкзаков просим
поднять к себе на Шайтановский кордон лесника Бориса, встречающего
здесь девочек- родственниц.
Перед нами перекатный участок реки. Скорость течения примерно
0,8 м\сек. В прозрачной воде хорошо просматривается дно из
мелкой гальки и песка. Рядом на берегу стоят лодки местных
жителей - длинные, узкие и, в то же время, устойчивые на воде.
Как в природе все находит оптимальные формы существования,
так и эта человеческая конструкция прекрасно приспособлена
для подъема против течения и прохождения мелководных перекатов,
поскольку учтена и прочность трущейся части лодки, выполненной
из кедра.
Жаркий день. Ребятня купается вволю, да и коровки не прочь
забраться в реку, но крутоват спуск с луга к воде.
Витя с Сашей пробуют ход нашей лодки: без загрузки на перекате
мотор работает рывками. Витя объясняет это создающимся разреженным
пространством у винта.
Мы замечаем, что на местных лодках уровень винта мотора находится
выше, чем на нашей. Наращиваем по высоте транец лодки из кусочков
доски, скрепляя все струбцинами. В результате мотор поднимается
выше, и теперь при загруженной лодке он работает гораздо ровнее,
да и сама загрузка тому способствует.
К ведущей лодке шнурами сзади привязываем вторую. Ее мотает
на течении, серьезно нарушая управляемость и гася скорость
связки. Через два дня придет решение жестко связать лодки
жердями, поставив ведущую сзади, а пока протягиваем километр
вверх и встаем на ночевку. Интересно, что в Якше на наш вопрос:
поднимемся ли мы по Печоре в связке из двух лодок, все пожимали
плечами. Очевидно, подобного им видеть не приходилось...
Вверх по Печоре
28 июня. Утром, пока ребята еще спят, ухожу
посмотреть места вдоль правого берега. Он песчаный, обрывистый.
Кое-где у воды скольжу по глине. По ходу встречаю не везде
распространенные в средней полосе кровохлебку и чемерицу Лобеля.
Вижу ягодные кустарники: черную и красную смородину, шиповник,
жимолость; в подлеске – черемуху, иву, ольху, а в верхнем
ярусе одиночные, огромные ели – все это на низинном участке
берега, а где он повыше – сосняк-черничник.
Саша в это утро на галечниковом участке берега нашел кусок
окаменевшей ракушки (или ее четкий впечатанный след на куске
горной породы).
Еще до нашего похода, читая «Печорский дневник» Феликса Вибе,
побывавшего в этих местах в 1978 году, встретил запись за
16 июля: « Подплыл к лагерю геологов из Коми филиала Академии
наук СССР (Это между устьем реки Елмы и кордоном Шежим –прим.
автора). Как я понял из разговора с лаборантом Виктором, ему
21 год, образование – 1-ый курс, партия исследует нечто палеонтологическое:
ищут ракушки, отпечатки древних рыб. Виктор показал нам одну
такую находку: окаменевшую ракушку, каких много на берегу
моря. «Ей триста миллионов лет», - сказал он.
«Как же эти находки могли оказаться здесь, в предгорном районе
Урала», - размышлял я. «Только в случае, если когда-то здесь
было море. Или, если ледник принес их сюда от побережья океана».
Уже после нашей экспедиции, изучая научную литературу по Уралу,
я попытался приоткрыть картинку в геологическое прошлое этого
района. Указанные ниже периоды времени взяты из принятой в
науке геохронологической шкалы. «570 – 550 миллионов лет назад
в Кембрии вся территория Урала в результате усилившихся поднятий
превратилась в сушу. Но его западная мегазона (куда сегодня
входят горная и немалая доля предгорной части территории заповедника
– здесь и далее прим. автора) весь палеозой (570 млн. лет
н. – 285 млн. лет н.) и до конца верхней Перми (ок. 250 млн.
лет н.) представляла обширный предгорный прогиб, занятый морским
бассейном. Там, наряду с другими, шло накопление известняковых
отложений, с которыми связаны ископаемые остатки раковинной
фауны». Значит, море и его отложения – ракушки здесь были.
Конечно, за последующие сотни миллионов лет, когда уже здесь
не было моря, известняковые толщи оказались глубоко перекрытыми
другими и наши ракушки вроде бы должны находиться на десятки
и сотни метров в глубь. Но в силу особенностей горообразования
на Урале структурные блоки, плиты и сами платформы взаимодействовали
друг с другом таким образом, что в процессе складкообразования
глубоколежащие слои горных пород были подняты, а где-то и
вышли на саму поверхность Земли.
В частности, «на территории заповедника есть выходы пород
девонской системы (410 – 350 млн. лет н.). А это – различные
сланцы, кварцевые песчаники, доломиты, кремнистые и рифовые
известняки, занимающие полосу в междуречье Илыча и Печоры
восточнее долин рек Большой Шежим и Шежим – ю».
Кроме того, Урал - древняя складчатая система, претерпевшая
значительные разрушения. Эти горы, по оценкам специалистов,
по крайней мере, раза в два были выше. Таким образом, ракушка
могла сформироваться здесь и много позднее оказаться на поверхности
земли.
Теперь о том, что связано с возможностью переноса древней
ракушечной фауны от моря наступавшими ледниками. Но сначала
о природе самих ледников, их образовании.
«На определенной высоте над уровнем моря вершины гор покрыты
вечными снегами.
Рыхлый снег, сдуваемый с вершин гор в ущелья и горные долины,
накапливается там и уплотняется под собственной тяжестью.
Подтаивая днем на солнышке, снежинки ночью, застывая, превращаются
в зерно. Собственно, этому процессу способствует и выделение
тепла при испарении снега, а также талые воды, проникающие
в теплое время года. В результате за тысячи лет рыхлый снег
превращается в зернистый – фирн, который в семь раз тяжелее
обычного. В дальнейшем, в силу указанных причин и все большего
уплотнения, фирн превращается в белый фирновый лед. Последний,
сильно сдавленный вышележащими массами, перекристаллизовывается
в прозрачный голубой глетчерный лед, состоящий из крупного
зерна (от 0,5 до 50 см.). Благодаря своей пластичности, оставаясь
в твердом состоянии, глетчер выползает из под фирнового, двигаясь
сплошной ледяной рекой. Скорость его движения – от нескольких
сантиметров до нескольких десятков сантиметров в сутки. Ледники
разделяют на горные, полупокровные и покровные (щиты). Первые
преимущественно сползают по долинам гор. Полупокровные образуются
в горах с платообразными вершинами. Покровные, отличающиеся
большой мощностью и площадью - на материках и группах островов.
Лед из центра выпуклого щита стекает во все стороны.
«Территория Северного Урала испытывала оледенения. Это Днепровско
– Самаровское оледенение (примерно 200 тыс. лет назад) и Московско
– Тазовское (прим. 150 тыс. лет назад), при значительном влиянии
которого и образовался современный рельеф заповедной территории».
Ледник наступал сюда с Новой Земли, а значит, тащил с собой
осадочный материал и с морских побережий. Приведу выдержку
из геологического очерка книги «Земля девственных лесов»,
посвященной Печоро-Илычскому заповеднику:
«На территории заповедника осадки нижних толщ четвертичной
системы (…ок. 2 млн. лет н. и до наших дней), наполнены ледниковыми
и водно – ледниковыми отложениями. В первых из них, наряду
с обломками местных пород, присутствуют обломки пород дальнего
переноса, в которых встречаются остатки диатомовых водорослей,
распространенных только в средних и высоких широтах Мирового
океана и палеозойские (570 -230 млн. лет назад) окаменелые
раковины».
Получается, что нашу ракушку вполне мог принести сюда ледник.
Конечно, интересно было бы узнать: какая из версий – реальность?
Вечером частично загружаем лодки. Моя резиновая лодка «Ока
-2НД», как и большинство резиновых, сделана из тонкой ткани.
Поэтому дома по простейшей, но далеко не лучшей конструкции
я сделал для нее чехол из тезы, добавив тем самым вес примерно
в 5 кг, зато днище, бока, корма и нос стали защищены от острых
камней, да и просто от потертостей. Кроме того, за счет стяжки
шнуром чехол сам хорошо держится на лодке и удерживает ее
днище от растяжения и возможного при большой загрузке отрыва
днища от бортов.
29 июня. Утром полная загрузка – это более
600 кг. вместе с нами. Американский мотор «Evinrude Jhonson»
мощностью 3,3кВт. Течение - примерно 0,6 м/сек., на перекатах
– 0,8 – 0,9 м/сек. Лодки пошли, но движение за счет заноса
моей привязанной лодки и разворота всей конструкции все время
шло по выраженному зигзагу. Управляющему мотором практически
невозможно было учитывать моменты инерции нашей связки...
Двигаемся со скоростью 2 – 2,5 км/час, на перекатах еле вытягиваем,
а где-то идем впроводку. Сапоги мои, нарощеные от колен тезой,
в местах прошивки и склейки с успехом текут, благо, что жара,
и «водяное охлаждение» к месту.
Вечером
километрах в 17-ти выше Усть-Уньи видим необычную картину:
по обоим берегам Печоры на площади примерно в один на полкилометра
– сплошь сломанные, вывороченные с корнем, поваленные деревья.
Я не сразу понимаю, что это работа ветра. Ели, а корни у них
расположены близко к поверхности земли, вывернуло с корнями,
березы тоже полностью согнуло до земли и повалило, немало
было и сломанных. Так и остались удручающе торчать безжизненные
части стволов.
Через три недели в устье реки Большой Порожной мы встретили
группу лесоводов. Они изучали это явление и объяснили, что
это результат сильного ветра. В плотной тайге один ряд наваливается
на другой - и пошла волна… В разговоре с Мегалинским мы касались
этого вопроса. И, если мне не изменяет память, он говорил,
что в районе деревни Бердыш по Унье на площади в один квадратный
километр повален весь лес. Есть космические снимки этого и
других районов на Урале. Это тоже проблема, которую, говоря
словами лесоводов, изучают, но серьезно противопоставить что-то
стихии пока не могут…
К концу дня на перекатах несколько раз винт мотора ударяет
по камням, хорошо, что он из гибкого пластика.
На одном из островков встречаю фиалку трехцветную, знакомую
мне по средней полосе, а на месте выбранной стоянки, по берегу
– ятрышник с характерными продолговатыми пятнистыми листьями
– охраняемое ценное лекарственное растение…
Уже в ночной тишине неожиданно доносится лай собаки. Откуда?
До первого кордона около 7 км. Но это по реке, а напрямую
- около четырех. Звуки, особенно идущие с возвышенностей,
далеко разносятся в ночной тишине.
30 июня. Утром прохожу выше вдоль правого
берега. Он высокий, крутой и песчаный. В нижней его толще
у воды песок буквально спрессован, в нем небольшое количество
мелкого камушка. Встречаю ключ, выходящий из-под берега у
самой кромки реки. Вглубь берега – среднего возраста сосняк,
стволами играющий на солнце. Контрастом этому неожиданно –
несколько мертвых горелых стволов и следы огня на трех - четырех
соснах. Это от молнии. Хорошо - не было ветра, а возможно,
что и дождь не дал распространиться огню.
После трех часов нашего движения по левому берегу видим две
лодки. Ближе к ним на высоком берегу уже заметны изба, хозяйственные
постройки и деревянные ступеньки, ведущие к ним от реки. Причаливаем,
поднимаемся к избе. Сверху прекрасный обзор на три стороны
горизонта - для кордона это важно, отсюда по реке начинается
огромнейший Уральский участок заповедника. Название кордона
– Полой. Знакомимся с его инспектором – Пал Палычем. Садимся
под небольшой крышей – навесом. Под ней печка, стол, скамьи.
С весны до осени здесь и готовить удобно, и река, как на ладони.
Павел отмечает наши пропуска и угощает меня чаем, ребята готовят
аппаратуру для съёмок, а я слушаю хозяина кордона.
- На кордоне я с 79 - го года. Три года поработал, ушел в
бригаду по добыче нефти: скважины бурили. Семь лет там, потом
опять сюда вернулся.
- Ну, и как здесь лесная жизнь?
- Дак ничего. Все самому делать надо: и хлеб испечь, и огород
обработать. Летом забот побольше: кого вверх поднять, кого
вниз по реке сплавить, смотреть, чтоб кто без разрешения не
прошел, чтоб не было пожара. Ну, и обходы...
- Большие?
- За неделю не обойдешь. Штаты сократили...
- В обход вы один идёте?
- Нет, мы только по двое ходим, положено по технике безопасности,
напарник с другого кордона приезжает.
- А избу-то эту кто ставил?
- Лесники
- А раньше тут что было?
- Кордоны – бывшие деревни. Людей повыселяли, когда заповедник
образовался, такое время было...
- Получается, больше со зверями общаетесь? Мишки не заходят
в гости?
Павел сделал паузу, видно вспомнив какой-то случай:
- Бывает. Вот года 4 назад… Я в доме сидел, чай пил с лесничим,
а медведь до этого еще приходил, окно сломал – я тогда все
досками позаколотил и сеном заложил, чтобы вшей не было...
Мы чай попили, сидим, болтаем. Слышим, стук. Я сразу понял,
что это он обратно пришел и заколоченную палку отрывает. Эти
два окна он вышибал, приходил и уходил через окно. Второй
раз пришел, все замки поотрывал, двери и третье окно добил,
а в них – двойные рамы. Я когда пришел, снега в хате - выше
головы. Дверь вместе с частью косяка вылетела. Это он был
голодный, больше месяца ходил, не залег вовремя. Первый раз
он у меня тут хорошо пожил. Мука была, крупа, хариус замороженный,
глухари, сахар в кастрюле двухведерной. Где-то с килограмма
полтора съел. Понравилось, пришел ещё, подкормка-то нужна.
Я тогда в отпуске был. Он в сарае доски выбил, в баню зашел,
там окна из полиэтилена. Краску нашел. Она пахнет, он банку
смял, разорвал. Еще бензин, солярка были, так он пробки на
резьбе не откручивал – вырывал. В такое время шатун опасен
- есть нечего, мороз за 40... Но он потом понял, что у меня
уже все съел - пошел на другой кордон.
Еще в Якше от Ирины Николаевны я услышал, что у Павла здесь
на кордоне медвежонок жил. Поэтому спрашиваю, как он тут его
воспитывал.
- Три года назад дело было. Речка только вскрылась. Я на лодке
сеть в старице проверил, взял кое-чего, поставил ее обратно.
Потом вернулся уже, стал рыбу на уху чистить, слышу - какой-то
шум. А бывает, норка заходит, она хулиганит тут в сарае -
кишки ворует. Я рыбу почистил, иду за солью в сарай, перед
входом нагибаюсь, открываю полиэтилен – он у меня вместо двери
после того ещё медведя, смотрю – собака. Потом уже вижу –
медвежонок: маленький такой клоп, сидит на скамейке и меня
пугает. Я зашел с другой стороны сарая, вытолкал его.
- А не испугались? Мысли не было, что мать где-то рядом?
- Да вот в том и дело. Я его поэтому побыстрее оттуда и вытолкал:
если она придет, то сарай разнесет! Медвежонок ушел, дал кругаля
и обратно вдоль берега идет: он же голодный, еще молочный.
Ну куда его?.. Собачьего корма ему наложил, а он все-таки
боится, не ест. Я хоть 20 лет охочусь уже, а жалко, что умрёт,
тем более дома.
- Малыш.
- Да - ребенок. В конце концов он поел, в конуру лег и лежит.
Наутро приплыли с Усть-Уньи - молоко мне привезли. Я товарищу
и говорю: «Давай поймаем его, только ружье заряжу». Он его
поймал, тот верещит. Я говорю: «Случае чего, под гору падай,
а то нам мать кое-чего спустит». Ну, его мордой потыкали в
молоко – сразу стал есть. И собачий корм. Причём с тех пор
еду стал просить по часам. Ел из собачьей миски, одной лапой
её придерживает – другой обороняется… Потом я ему сахару насыпал
в чугунную сковородку – чтобы не переворачивал, так он с ней,
как циркач: с одной стороны лизнёт – там сахар, с другой –
там нет , крутит её и глазёнки таращит, не понимает. Я ему
конфеты в хлеб запихивал... Десять дней он у меня прожил.
- А мама-то как?
- А я тогда приклад делал для ружья, солнце было, и тут тень
промелькнула, и собака залаяла. Ну, понял: значит, мать: все-таки
где-то его поджидала. И вечером смотрю – корм, который я ему
насыпал – нетронутый стоит. Видно, мать пришла, поймала его,
и он ушел.
Такая вот история. Да, большей частью человек здесь один,
наедине с природой, со своими мыслями…
Не успели поговорить с Павлом, сверху по реке спускается лодка.
К нашему навесу поднимается А. Бобрецов – заместитель директора
заповедника по научной работе. Мы уже встречались с ним в
управлении. Сходу короткое интервью. Его научный интерес –
грызуны, поэтому и спрашиваю о них.
- Это важное звено в цепи млекопитающих. Ими питаются хищники
семейства куньих, а также хищные птицы– совы, коршуны, скопа.
Численность грызунов в разные годы сильно меняется.
- А каковы причины ?
- Они во многом еще не изучены. На мой взгляд, у нас главную
роль играют кормовые условия. Когда грызунов становится очень
много, вступают в роль внутрипопуляционные факторы уменьшения
их численности. Нельзя сбрасывать и роль погодных условий.
В прошлом году весна запоздала на два месяца, в июле в горах
лежал снег – это сильно повлияло на землероек-белозубок. Смертность
среди них была процентов на 80. Они погибли не только от холода
- не было насекомых, которыми они питаются…
Но вот и пора прощаться. Пока я делаю, как говориться, снимок
на память, Саша уже внизу у лодки успевает просмотреть только
что отснятый видеоматериал и очень расстроен: контрастное
освещение во время съёмок не дало возможности сделать желаемую
картинку, не помогло и использование специальных отражателей...
Километрах в двух выше кордона в толще левого
обрывистого песчаного берега хорошо виден более темный слой,
толщиной сантиметров в 30, тянущийся примерно метров на 300
(возможно и больше). На одном участке слой имеет заметный
изгиб, приближаясь к поверхности толщи.
Слой этот, насколько я рассмотрел, по составу глинистый, точнее
- суглинок. Он более плотный, одной толщины на всем протяжении.
Вероятнее всего когда-то здесь существовала старица (пойменное
озеро), коих немало встречается вдоль русла Печоры. Интересно
их образование.
«Русла рек редко бывают прямыми. Как правило,
они образуют серии извилистых изгибов (очень характерно для
Печоры и, в частности, для данного участка). Такие изогнутые
участки русла (меандры) имеют тенденцию к большему изгибу
за счёт размыва внешнего берега и отложению материала на внутреннем.
Начав формироваться, а причиной может быть турбулентное движение
струй, обвал, оползень, выносы бокового притока и др. – меандры
увеличиваются и приобретают большую кривизну до тех пор, пока
не образуется серия петель, разделенных узкими перешейками.
В конце концов река может прорезать узкий перешеек и покинуть
часть своего прежнего русла. Осадки, накапливающиеся рядом
с главным руслом у концов покинутой меандры, закупоривают
оба ее конца и образуется старица».
Интересующий меня участок является внешним
берегом, где Печора делает заметный поворот. Возможность образования
здесь в прошлом старицы понятна. Кажется понятным и то, что,
просуществовав какой-то период, в течение которого и был отложен
глинистый слой, старицы как таковой не стало. И скорее всего
– по причине наносов в половодье речных отложений. Таким образом,
глинистый слой мог оказаться внутри песчаной толщи. А далее
за сотни, а то и тысячи лет, река, размывая внешний берег
и приближаясь своим руслом к существовавшей ранее старице,
обнажила толщу отложений со старичным глинистым слоем. Его
мы сейчас и видим. Что касается изгиба слоя в толще, то он
показывает линию рельефа во время существования старицы… Интересно,
что по данному поводу сказали бы специалисты?
Из глубины времени и береговой толщи вернусь к нашему дню.
Поздно вечером мы доходим до устья реки Кедровки – правого
притока Печоры. Наша ночевка – на длинном участке мелкого
галечника. На полоске песка - следы самых разных животных.
1 июля. О завалах на ямах по Кедровке Бобрецов
говорил Павлу: « Ни подойти, ни распилить, вверх по воде не
подняться».
Мы с Сашей решили попытаться пройти к ближайшей такой яме,
а заодно и половить на ней хариуса. В устье Кедровки в проводку
на ручейника была всего одна поклевка.
Кедровка сейчас - небольшая, мелкая речушка. Поднимаемся лесом,
вдоль берега. Видим старые следы лосей, огромного паука с
пойманной жертвой на берёзе... Но вскоре мы вынуждены повернуть
назад: туча мошки яростно (перед дождем) атакует нас, проникая
под заправленную одежду, к тому же Саша без москитной сетки.
Возвращаемся – начинается хороший летний дождь.
С нашего берега ребята ещё утром видели кружащего большого
коршуна, а мы с Витей – судя по всему – хорька около устья.
Витя нашел бусинку из камня, обточенную в правильную продолговатую
форму. Мне кажется, что она - часть украшения, которые люди
сами изготавливали в старину.
Вечером на нашем берегу пополнение. Снизу подошла лодка с
тремя мужиками – братья Воронины из Якши. У них здесь покос.
Кто-то для покоса поднимается и выше, даже за двести с лишним
километров. В тайге, на севере заготовить сено - дело непростое,
используется каждый кусочек луговинки. Сплавляют сено по реке,
а у кого покос повыше – осенью по большой воде. Из сухостоя
делают плоты, ставят на него мотор, а то и два, и стог поплыл
– только смотри, чтобы на отмель не сесть… Воронины несколько
навеселе. На лицах у них крупноячеистые – луковица пройдет
- сетки, смазанные такой жидкостью от насекомых, от которой
лицо горит. И одежда, и рубахи «навыпуск» - чтобы обдувало.
Все это от мошки, как они говорят:
- Любая заправка – только хуже, туда и лезет.
Младшего, Алексея, братья отправили поставить сеточку на рыбу,
старший, Андрей – в заботах о палатке и костре. Мы же расспрашиваем
среднего, Александра, о том, что встретим выше и какими рукавами
реки лучше идти. Эти мужики здесь каждый камушек знают: не
раз поднимались по реке ночью, ориентируясь по макушкам деревьев
на фоне неба. Александр раньше водил по Печоре катера, тянувшие
плоты с лесом.
2 июля. Утром Воронины угощают нас ухой
из щуки, окуня и двух сигов. В разговоре узнаем, что сейчас
они работают в леспромхозе.
- Раньше объемы заготовок леса в десять раз больше были, -
рассказывают Воронины. – Но рубка была сплошная. Сейчас предприятие
в частных руках и за нарушения частник платит из своего кармана.
Между делянками уже оставляют полосу метров восемь, а ширина
делянки берется из такого расчета, чтобы гусеничная техника
могла развернуться два раза. Если мы, рабочие, нарушаем правила,
то платим уже мы. Только мы-то сами хотим сохранить, что можно.
Бригадир, бывает, кричит: «Прямо давай!», но всё равно объезжаем,
зачем поросль губить? Или птица на гнезде сидит - ездим, огибаем,
- ничего, не улетает, выводит птенцов.
Александр продолжает:
- Раньше березу заставляли сплавлять. Но она же двести метров
проплывает и на дно. Сколько ее там гниет ?! Боры-беломошники
шли под пилу, к самому заповеднику подобрались. Спасибо Мегалинскому
- отстоял территорию между Печорой и Уньей. Сейчас это охранная
буферная зона. Или еще: раньше для сбора живицы разрешалась
химическая подсочка, использующая серную кислоту, но после
этого дерево необходимо было вырубить в течение года, иначе
оно погибало. При обычной подсочке этот срок увеличивается
до пяти лет.
А вырубать и вывозить не успевали, поэтому химическую запретили.
А те деревья, на которых её применили, потом японцы выбирали.
Дерево-то погибает, а в его комле и корнях много смолы остается.
Из нее перегонкой получают канифоль, которую используют в
военном производстве.
Мы уже начали грузиться, как вдруг наши соседи предложили
подбросить нас на своей лодке с десяток километров вверх.
Как говорится: от добра добра не ищут.
Как легко идет их лодка вверх, а ведь в ней груза килограммов
семьсот! В прозрачной воде далеко вперед видны камни на дне
и, случается, уплывающие рыбины. Появляются первые скалистые
берега, обрывающиеся к реке. На одну из скал по левому берегу
показывает Андрей.
- Там наверху похоронены рядом два человека, муж и жена. Они
прожили в этих местах долгую жизнь, умерли в один день. Просили
похоронить их вместе на этой скале.
Вскоре мы подплываем к месту, где Печора раздваивается. По
правому рукаву, в километре выше – второй кордон заповедника
– Собинская Заостровка. Его инспектора Николая мы видим на
лодке, но здесь не задерживаемся, а делаем остановку несколько
выше по реке у большой скалы, на которую и взбираемся. На
ней находится грот со сквозным проходом, а с вершины открывается
захватывающий обзор окрестностей: тайга до горизонта и в десятке
километров большой лесистой шапкой выделяется небольшая гора.
Ее
вершина на 100 метров выше, чем уровень воды в Печоре. За
горой, в устье правого притока Печоры Большой Шайтановки –
третий кордон заповедника с одноименным названием. Через пару
километров проплываем Канинскую пещеру и ещё через километр
встаем напротив скалы Канин нос.
Набегает туча, проливая сильным коротким дождём. Мы с Сашей
в плащах, остальные – под поставленной в наклон резиновой
лодкой. К людям жмется и собака. Кончается дождь, и мы прощаемся
с Ворониными. Дальше сами. Но на первом же повороте видим
группу людей и палатки. Это студенты, о которых говорил Павел.
Подплываем, здороваемся. Ребята с Курского университета, географы.
Без защитных сеток, в прокусываемой комарами одежде, но радостные,
живущие с шуткой. Готовят на костре. Палатки поставлены на
гальке, низко у воды, а это чревато, если серьезный дождь.
Рассказали о встрече с годовалым мишкой-пестуном. А, вообще,
они здесь со своим научным руководителем изучают растительность,
почвы, горные породы, реки…
Чем же характерен в этом плане почти пройденный нами по Печоре
равнинный район заповедника?
Это «район сосновых лесов и сфагновых болот. Почвы под сосняками
песчаные, сухие и бедные. Немного и видов растений в них:
брусника, водяника, иногда толокнянка. В более влажных зеленых
мхах – черника. На болотах еще и голубика с багульником. Ель,
в основном, встречается в долинах небольших речек, ручьев.
Березы немного, как и везде, но она распределяется равномерно».
Километра через четыре встаем на ночевку на большом песчано-галечниковом
участке, приподнятом от реки, чуть ниже делящийся на рукава.
Правый, узкий, делает дугу чуть ли не в противоположном течению
направлении. К его берегу подступает еловый лес, а у нашей
палатки – заболоченный молодняк, перед которым полоской идет
сырая луговина, где вижу знакомые донник, ромашку, иван-чай,
полынь...
Но вот внимание привлекает незнакомое растение: множество
мелких цветов и сильно изрезанные по краям листья, сидящие
на стебле. На одном из них капелька. Не высохла еще. Но почему
от нее никак не может оторваться божья коровка? Переворачиваю
лист – капля неподвижна. Вот, значит, как растение ловит насекомых.
А, может, это по другой причине оно выделяет какие-то вещества?
На растение-хищник вроде не похоже…
3 июля. Утром долго лежим, восстанавливаем
силы. У Вити лицо опухло от укусов насекомых. Вечером пробуем
ловить на мушку хариуса. Снасть своеобразная - я перенял ее
от рыбаков, когда жил на Байкале. Используется спиннинг с
катушкой. К концу основной лески привязывается длинный деревянный
под конус поплавок, на толстом конце которого набивается свинцовая
пластина с расчетом, чтобы в воде поплавок стоял, высовываясь
примерно на треть. Остальное видно из рисунка. После заброса,
наматывая леску на катушку, заставляем мушки скользить по
поверхности воды.
Делаю первый заброс, и сразу хватает хариус. Потом еще и
еще. У Саши тоже. Но на поводках стоит леска 0,2- 0,24 мм.
Тех, которые покрупнее, она не выдерживает, и за два часа
у нас в прямом смысле уплывает половинный запас мушек. Саша
подмечает: солнышко из-за облаков – хариус перестает брать.
Видимо, при этом и мы, и леска ему хорошо видны.
4 июля. Подъем в шесть часов, отплываем
в десять. Километра через четыре мы – перед устьем реки Большая
Шайтановка. Здесь для ориентира стоит для нас знак, оставленный
Борисом – инспектором этого кордона, хотя мы встречаем и его
самого чуть выше устья у тропы к дому и говорим, не выходя
из лодок.
- Отсюда, да и с Печоры, кордона не видно, не зная можно промахнуть.
- Да, он за деревьями, метров триста отсюда.
- И как тут?
- Нормально, – смеется. - Если б не комары и мошки, то совсем
бы хорошо.
- А давно вы здесь? Не из местных?
- Я сначала на Собиновском десять лет жил. Потом здесь. Сам
из Томской области, жил и в Кировской. После армии решил поездить,
посмотреть разные места, на одном-то сидеть не интересно.
- Вы девочек в Усть-Унье встречали, это ваши племянницы?
- Да. Летом и внуки приезжают.
- А вы с женой их молочком балуете, у вас тут стожки на берегу.
- Сейчас - козьим. Раньше корову держали.
- Река, лес - тоже ведь подспорье?
- Да, рыба по осени, грибочки, ягода...
- С медведями в лесу не встречались?
- А вот, – Борис показывает на мальчика, который с ним в лодке,
– двоюродного брата его в прошлом году… Ну, буквально три
метра до него осталось. А хорошо у меня жена-то была рядом
- обернулась, как закричит! Медведица-то опешила, не поняла
в чем дело. Хорошо, малый не испугался – так спокойно на неё
смотрит. А у медведицы двое медвежат, уж не знаю, за кого
она его приняла, он в серенькой куртке был: сидит, копошится,
морошку собирает. А когда поняла, то молча рванула, и маленькие
за ней убежали…
- Пойдемте к дому, - предлагает Борис, - чайку попьем.
Поднимаемся по тропе. Открывается вид на дом, гору – шапку,
ту, что мы видели со скалы. Вокруг поодаль сосны.
- Я думал, что здесь уже сосна кончается, по берегам, в основном,
елка пошла.
- По Шайтановке - больше сосна, ее клин с запада сюда заходит,
а дальше - уже ель. Пихта, кедр попадается...
У калитки усадьбы чем-то недовольная коза начинает бодать
Витю - на свою территорию пускать не хочет, но у них неравная
весовая категория, поэтому Витя ее слегка передвигает.
Перед нами добротный дом с цветами перед ним, рядом огород,
где растут овощи и зелень. Чуть ближе – стол, скамейки. Нас
угощают чаем с вкуснейшим черничным вареньем и своей выпечкой.
Жена Бориса стесняется нашей компании и особенно предложения
сфотографироваться. А тут еще видеокамера…
От Ирины Николаевны я слышал, что она - человек городской.
Но, как она сама говорит, « Если человек природу любит, то
будет жить здесь».
- У вас чистейшая и вкусная вода.
- А здесь некому ее грязнить-то. По Шайтановке и Кедровке
много ручьев, ключей. Один раз двое ботаников приехали с фильтром
«Родник», думали, что пригодится... Тут как-то гидрологи на
пробу воду брали. «У вас, - говорят, - вода, мы такой вкусной
и не пили!»...
- Тут уже и скалы кое-где встречаются.
- И скалы, и пещеры. По Шайтановке их немало...
Саша заключает:
- Здесь жизнь и работа – одно целое. В Москве - по-другому,
и душа городского жителя сопротивляется этому.
Пора в путь. Саша фотографирует семейство Бориса возле дома,
и мы прощаемся.
До стоянки проходим километров 13, где-то протаскиваем лодки
по камешкам. Незадолго до стоянки по правому берегу замечаю
какое-то животное. Смотрю в бинокль. Быстрее догадываюсь,
чем различаю – кто-то из копытных. С приближением лодок вижу:
лось, точнее лосиха. Она стоит в воде и долго смотрит на нас,
затем спокойно выбирается на берег и скрывается в лесу.
Лосей под берегом реки я встречал и раньше. А здесь, на Печоре,
я услышал, что они в воде достают корни растений и тогда,
порой, можно наблюдать, как за этим занятием вся морда у них
в воде, только уши торчат.
Только встали на стоянку, хватаем спиннинги и бежим ловить
хариуса. Азарт, спешка. Рыба срывается, уходит из садка, сами
мокрые, но в эти минуты забываешь обо всём… Где-то в полночь,
а она в это время как светлые сумерки, Саша улавливает чье-то
движение на противоположном берегу. Какой-то зверь. Но кто?
Он то надолго замирает за деревом, будто его и нет, то, крадучись,
плавно проходит до другого места…
По повадкам, что описаны в книжке «Следы зверей», а в дальнейшем
и по рассказам лесников, думаем, что это была росомаха - хищник
семейства куньих, достигающий в весе 17 килограммов. В поисках
пищи, особенно зимой, кочует, проходя в сутки до 80 км. Росомаха
хорошо лазает по деревьям, всеядна, охотится за грызунами,
зайцами, птицами. Нападает на косулю, северного оленя, молодого
кабана, лося.
Тайга, тишина, звери - все говорит о том, что человек здесь
уже редкий гость. Мы вступаем в предгорный район заповедника.
Перед нами возвышенность Высокая Парма, простирающаяся в меридиональном
направлении. «От ее склонов предгорный район тянется на восток
до подножия Уральских гор, поднимаясь увалами до 250 – 350
м. над уровнем моря. Высокая Парма сложена песчаниками и сланцами
и покрыта лесом. Почвообразующие породы здесь – легкие щебнистые
суглинки».
5 июля. Подъем по реке начали в 16.30. До
стоянки прошли 7 км., встав на повороте реки, откуда в километре
выше виден скалистый берег. Вглубь от него – последний кордон
заповедника Шежим.
Поздним вечером от кордона спускается лодка, причаливает к
нам. Знакомимся – инспектор охраны заповедника Виктор Кудрявцев.
На вид даю ему 30 с небольшим. В Якше говорили, что на кордоне
он живет с женой. Из разговора узнаем, что Виктор из этих
мест, от заповедника направлялся на учебу в техникум по специальности
«Рыбоводство и ихтиология», служил в Москве в бригаде охраны.
Служба, говоря его словами, была нервная, все время дергали.
- Дергали меня, дергал я. ( Я понял, что был он командиром
отделения.) Только здесь нервная система и отошла. Здесь в
лесу я отдыхаю, знаю, что тут один.
- Ну, не совсем один: тут свое население. Тот же мишка, может,
рядышком.
- Бывает. Увидел одного как-то метрах в тридцати. Меня поджидал…
Зимой было. Дожди сильные шли, потом резкое потепление. Медведи
к тому времени уже спать легли и их из берлог повыдавило,
они голодные все ходили. Это уже в декабре, по-моему, было.
И вот один за елочкой меня караулил. Спрятался и стоит. А
я иду, у меня руки нагруженные были. Подхожу, а следы-то передо
мной свежие, думаю: «Ну, наверное, ушел». По тропе-то прохожу,
смотрю вперед – а он из-за елочки выглядывает, прямо на тропе.
Ну, я тут все, что было в руках, бросил, он увидел, что я
его заметил, испугался и побежал в лес. А так хотел, наверное,
меня… Вообще-то медведей здесь много. Никто не пугает.
- А с рыбой как? С семгой?
- Семга идет сюда на нерест из океана. За время подъема по
реке она почти ничего не ест. После нереста самки сразу возвращаются
к морю. Большинство самцов погибает. Молодь здесь, в верховье
(а ниже Шайтановки ее нет), подрастает до 2-3 лет, затем скатывается
в океан, где живет лет 10 и потом уже взрослой поднимается
сюда на нерест. Но доходит сюда 2-3 десятка, не более.
А так хариус здесь, налим попадает, мелкая – много ее – это
гольян. Я сейчас ниже спущусь - там сети ставлю, смотрю, какая
рыба и сколько попадает, хотите – поплыли. Там изба есть,
можно ночевать. Орлана увидите. На гнезде еще.
Мы благодарим, но отказываемся.
6 июля. Утром Виктор возвращается на кордон.
В его лодке огромная щука, язь, несколько сигов.
Через час – полтора от Шежима спускается лодка. В ней целая
семья. Понимаем, что это Лызловы: Григорий – инспектор-лесник
кордона, его жена Ольга и дети. Они знают, что мы поднимаемся
по Печоре, и уже ждут нас. А пока плывут половить рыбу: в
гости ожидаются шведские учёные.
К полудню, когда уже вернулись Лызловы, а потом и мои ребята
уплыли на кордон, снизу подошла лодка. В ней двое с грузом.
Старшему на вид лет 60. Другому лет 25. Смотрят внимательно,
изучающе. Поздоровались, представились: инспекторы рыбоохраны
- а у меня на виду спиннинг и ящичек со снастями. Ловим мы
для еды, но в заповеднике-то ловить нельзя. Мужики все видят,
но не придираются. Узнают, кто мы и зачем здесь, спрашивают
о Григории. Я, не подумав, его словами и говорю:
- Ловит рыбу для шведов.
- Вот сейчас и будем составлять на него акт. Сети расставлены...
На Григория у них еще давний «зуб». Когда-то он обвинил их
в пропаже своего ружья.
- Якобы, мы взяли, хотя сам под деревом где-нибудь отдыхал,
может, выпил, да забыл.
Я узнаю, что мои собеседники поднимаются от деревни Курья,
а до нее добирались транспортом из Троицко-Печорска. Собираются
дойти до устья Ёлмы – «Выше не пройти». На обратном пути,
насколько возможно, поднимутся по Унье. Смотрят, чтобы не
вылавливали рыбу в заповеднике, не браконьерничали в буферных
зонах. Особое внимание к ценным породам – семге, хариусу,
сигу.
- Мы в верховьях Печоры нередко обнаруживаем кучки рыбьих
косточек. Пермяки приспособились летать на вертолетах. Вылавливают
все подряд и вообще варварски ко всему живому относятся.
В разговоре о разном мы вспомнили о тех студентах из Курского
университета, что стоят лагерем недалеко от скалы Канин Нос.
Затем от пожилого инспектора я услышал рассказ об одной студентке.
Ее однокурсники, проходившие практику в заповеднике, к определенному
сроку должны были выйти по Унье к волоку на Ёлму. И была у
них с этой девушкой договоренность, что и она к этому сроку
выйдет туда же. Но это легко сказать, не зная пути и условий.
И вот она с рюкзаком в 20 (!) килограммов пробирается по тайге,
по нехоженым дорогам, ночуя одна, несет ребятам продукты.
Где-то от Шежима ее немного подняли на лодке. Не знаю, сколько
она от кордона к кордону прошла, сколько на лодке ей помогли.
Даже если и до устья Елмы довезли, то по Елме надо еще тайгой
15 километров пробраться, в нужном месте от нее свернуть и
идти по волоку, то есть по тайге, еще 10 километров до реки
Уньи.
Ее спросили:
- Зверя не боишься? Одна ведь...
Она отвечает:
- А я лесом иду, в ямке переночую, зверь меня и не увидит.
Да и чего ему нападать? Еды ему сейчас хватает.
- И ведь дошла с таким рюкзаком до Уньи. Только ребят там
не дождалась, так обратно и выходила на Печору. Позднее, когда
я спрашивал об этом случае Григория с Кудрявцевым, то услышал
от них:
- Она странная была, поначалу от звука моторок шарахалась...
Уже после они ее, сколько вода позволяла, подняли по Печоре,
провели к избе на Яны ( стационар заповедника перед хребтом
Яныпупунёр), показали интересные места.
На Сашу, которому я позже рассказал об этой девушке, история
произвела сильное впечатление, и он написал стихотворение,
посвященное любви...
7
июля. Сегодня все плывем на кордон. Рядом с ним -
устье правого притока Печоры с одноименным названием. По Большому
Шежиму раньше поднимались до 42-го километра, а дальше вела
местами заболоченная семикилометровая тропа к реке Шежим-ю,
до устья которой на Илыче остается примерно километров двадцать.
Сейчас на Шежиме завалы на 9-ом и 11-ом км.
Избы на кордоне, понятно, из ели. Стоят они долго, а покосившимися
становятся, думаю, из-за перемещения грунта в почве. Есть
еще одна болезнь у них – жучок, от него дерево, как я слышал,
пропитывают авиационным керосином.
К слову о дереве. Вспомнились слова Ирины Николаевны об избе,
в которой пол был из кедра. Изба со временем разрушилась,
а вот настил пола до сих пор стоит. А еще у кого-то из якшинских
она увидела доску для разделки рыбы, вырезанную из кедра.
На ней был выбит и год изготовления доски. Получалось – двести
лет назад…
На Шежиме живут три семьи. Старшие Лызловы – Поликарп Григорьевич
с женой Анисьей Диевной, их сын Григорий с женой Ольгой и
детьми и Виктор Кудрявцев с женой.
Поликарп Григорьевич оделся в форму лесника ( мои ребята будут
снимать). Идти ему трудновато, в руках палочка.
- Это, чтоб шибко мне не разгоняться, - подшучивает он.
Вообще-то ему 82. Голова и борода с косичкой до пояса давно
белые, на глазах очки с толстыми линзами, но сильна таёжная
закалка – сам еще на моторке ездит рыбу половить.
Рассказывает Анисья Диевна:
-
Мы здесь с 35 года. Отец приехал из деревни Пачгино (в 40
километрах ниже Усть – Уньи). В 41-ом его на фронт забрали,
и мы опять перебрались в Пачгино. Я в 14 лет пошла на общие
работы в заповедник. Сюда вот на кордон за сеном поднимались
толкачём в лодке: с Усть – Уньи с шестами за три дня. Здесь
сушняк рубили на плоты, счаливали по 25 бревен в две плитки
- на каждую по три тонны сена - и сплавляли. Поселок дровами
обеспечивали. Работали одни девушки и женщины. Мы с Поликарпом
Григорьевичем с одной древни. В 38-м его взяли, через три
года только мобилизоваться – тут война, и его часть на Дальний
Восток отправили. Два раза письмо Сталину писал, чтобы послали
на передовую. В армии выучился на стрелка – радиста, потом
летал, несколько раз выбрасывался из подбитых самолетов… В
46-м мы поженились. Два года в Пачгино - и сюда. Так всю жизнь
здесь и прожили. А особенно сейчас никуда и не хочется. Бог
бы привел здесь помереть…Свой огород, коров, овец держали,
рыбу ловили. До войны рожь сеяли – она здесь хорошо родила.
Но при Сталине ничего нельзя было: обыски, все сдай - 12кг.
масла с коровы, 37 кг. мяса, 70 штук яиц, даже если не держишь
скотину. На трудодни в колхозе ничего не оставалось. Пихту
ели. Народ бедствовал, бёг за Урал, там, говорят, жизнь лучше
была. Отец здесь всё же рожь посеял и удалось её спрятать
под полом. А кожу поросячью для обуви – под навозной кучей
в бочках.
Вместе с нами слушает Лызловых супружеская пара из Швеции.
Женщина – русская, она спрашивает:
- А какая у вас вера?
- У нас старообрядческая религия. Поликарп Григорьевич у нас
один религию соблюдает, все посты. Каждый день на молитву
встает.
- А в чем разница с православной верой?
Поликарп Григорьевич почесал бороду:
- Разница-то какая. Мы попу-то не веруем, одному Богу, в церковь
не ходим. Ещё крестимся двумя пальцами – не щепотью. Дак а
в чем ещё? Одна вера и есть у нас тут. По стране-то - там
несколько, но я уже не знаю какие там сейчас. Католическая
– та другая уже...
- Старообрядческая откололась от православной. А откуда она
к вам пришла?
- Здесь внизу по Печоре монастырь был - туда с Соловецкого
монастыря приезжали. Оттуда, наверное, она и пришла, эта вера...
Разница? Как объяснить-то, не знаем...
Анисья Диевна:
- И родители наши были старообрядцами. Мы детям наказываем,
чтобы сохранили книги старообрядческие и иконы.
Здесь бы все сохранить! Нам показывают старые вещи, предметы
домашнего обихода. Вот пояс охотника манси: на нем медвежьи
клыки, квадратики, ромбики и другие знаки, каждый из которых
что-то обозначает. А вот широкие камусные лыжи, обтянутые
лосиной шкурой так, чтобы ворс не давал им проскальзывать,
а в местах под обувью набиты медные пластинки от намерзания
льда.
Григорий, смеясь, приносит из дома старое ружье – самоделку,
куда пуля закладывается прямо в ствол.
- Ну, что, дед, охотился ты с ним? Сколько ему лет?
- Лет 150, наверное, будет. Я-то с ним не охотился. Но охотники
раньше были не в пример сегодняшним - без промаха медведя
били. Даже случай был: присел охотник по нужде. Тут медведь.
Он берет ружье, стреляет и продолжает свое дело.
Сам Поликарп Григорьевич году в 78-м здесь на кордоне медведя
уложил.
Мы рассматриваем лоскутное одеяло, сшитое из отдельных разноцветных
кусочков, вышитые кружева на белом полотне, которым украшают
убранную постель, плетеные коврики, самодельную обувь…
- А с волками тут у вас как? – звучит наш очередной вопрос.
- Году в 68-м, - рассказывает Григорий, - численность лося
возросла и, естественно, появился волк, причём не только местный,
но и тундровой. Здесь организовали тогда облавную охоту с
флажками - взяли хорошо. Потом был спад численности волка.
Лет 20, наверное, его не было. Да, дед? – спрашивает Григорий
отца.
- Да, лет 15, наверное.
- Потом опять по возрастающей численность лося подпрыгнула
и волк снова появился. В прошлом году было девять штук, а
в этом году уже 12. Ну, естественно, они всех подряд… Причём,
лося много – волки сытые, они его даже целиком не съедают,
а отъедают буквально килограмм 5-7 и следующего через 3-4
километра давят…
С высоты кордона просматривается часть реки. Слышен её постоянный
говор.
- А как высоко бывает подъём воды в Печоре? – спрашиваю я.
- По-моему, в 66-ом,- отвечает Григорий, - Шежим заливало.
Были сильные дожди, и они вызвали таяние снегов.
Я прикидываю: дома от обычного уровня воды в Печоре подняты
метров на 9…
А вот о какой происшедшей в этих местах трагедии рассказала
Анисья Диевна:
- Здесь, по Шежиму, в семи километрах выше есть ручей Якова
Рассоха. Дядя мой по маме там с семьей жил.
Они охотились, пушнину заготовляли - за нее хорошо платили,
золотом. Но как-то двое которжных бежали. Встретили в лесу
дядю и убили. Потом жену его под страхом смерти заставили
показать, где золото. Она повела их к пню, где было спрятано
золото в мешочке из-под дроби, они убили и её, а дом с детьми,
дети-то небольшие были, запечатали и сожгли…
Я смотрю на детей Григория и Ольги - они спокойны и самостоятельны.
Присматриваюсь и к гостям – шведам. Их трое. Из рассказа русской
женщины из Швеции узнаю, что они изучают девственные леса.
Дело в том, что в самой Швеции таких лесов давно нет, а существуют
леса паркового типа, где уже нет ряда экологических звеньев
дикой природы. К примеру, в парках, естественно, нет бурелома,
валежника, старых сухих деревьев, а значит, нет массы личинок
жучков, короедов, всего того, что составляет корм многих птиц.
Другая цепочка – нет заметно увлажненных и переувлажненных
участков с их растительностью, болотцами и другими частями
подобного сообщества – нет и присущих им комаров, мошек, а
значит, лягушек и тех земноводных и птиц, для которых составляют
корм квакши… В девственных лесах – многообразие и полноценность
таких цепочек, то есть сама система устойчива, способна к
самоочищению и самовозобновлению…
Вечером нам приготовлена самая настоящая русская баня в срубе,
где пахнет смолой деревьев, где пар и березовый веник. А потом
чай с душистым вареньем, свежей выпечкой и подарок в дорогу
– большая буханка черного хлеба, выпеченного Анисьей Диевной.
8 июля. Утром попрощались со всеми на Шежиме
и в путь. С подъемом вверх заметно укорачиваются плесовые
участки реки и чаще идут перекаты и деления русла на рукава,
поэтому, в основном, протаскиваем лодки в проводку. На пути
встречаем человека на маленькой лодочке недалеко от избы.
Расспрашиваю его. Приехал на лето из Николаевской области,
здесь уже не первый раз. Как-то прочитал он в журнале «Охота
и охотничье хозяйство» о Поликарпе Григорьевиче Лызлове, где
была помещена и фотография Шежимского лесника. Понравился
ему старик да здешние места, и написал он в заповедник письмо
с просьбой разрешить ему приехать сюда на лето, пожить и пользу
принести, поскольку сам он охотник, рыбак, раньше жил на Колыме.
Ему ответили. Теперь, когда есть возможность - приезжает сюда,
помогая кому-то из научных сотрудников разделить быт в тайге…
За день проходим километров двенадцать. Стоянка около устья
речки Сага и горы Гаревский Носок с отметкой 189,1 м. По прежнему
стоит настоящая жара. Еще при подходе к стоянке видели большую
хищную птицу. Потом, по описанию, Григорий сказал, что это
была скопа.
9июля. Утром мимо нас на лодках проплывают
Григорий, Виктор и Павел со шведами. Поднимаются
к логу Иорданского показать пещеры. А мы сегодня отдыхаем.
Около устья Саги обнаруживаю следы лося и, по-моему, бобра.
Здесь скалистый обрывистый берег, и мы пробуем ловить рыбу.
Напротив палатки в воде у берега плотные стаи гольянов. Я
их снимаю.
10 июля. Пройдя километров пять, в месте,
откуда начинается тропа к логу Иорданского, делаем стоянку.
«В 1926 году геолог Н.Н.Иорданский открыл на правом берегу
Печоры в 16 километрах выше Большого Шежима выходящий к реке
узкий карстовый лог. Беспорядочное нагромождение обступивших
его светло-серых скал и останцев достигает в высоту 40 метров.
По левой стороне на расстоянии нескольких десятков метров
находятся входы в три пещеры». Но все это от нас пока скрыто,
как и то, что «в междуречье Большого Шежима и Большой Порожной
проходят две известняковые гряды. Это карстовый район, где
встречается немало пещер, гротов, карстовых ям, поноров, в
которых исчезают даже реки (Малый Шежим, Горевка). В полутора
километрах от устья Большого Шежима вверх по нему на глубине
20 метров от поверхности земли находится Шежимская пещера.
В нее ведет вертикальный колодец, представляющий собой расширенную
эрозией трещину.»
Мы поднимаемся по тропе. Выше она заболочена. В одном месте
по упавшим деревьям переходим ручей, а рядом, будто кто нарочно
перегородил его: дерево в воде, куча веток с землей... Ну,
конечно, кто же это как не бобры. Вот и следы их зубов на
комлях готовых упасть берез и осин. Вскоре мы у подножия скалы.
На тропе под мохом или тонким слоем почвы чувствуешь каменистую
основу. И здесь на склонах скалы я впервые в дикой природе
встречаю марьин корень, по научному – пион уклоняющийся. У
него мощное клубневое корневище с характерным резким запахом.
Растение занесено в Красную книгу.
Первая по ходу пещера оказалась со стороны частично разрушенной
скалы с валунами и массой скалистых обломков и, как предположил
Саша, была Ледяной. Название, видимо, дано по обилию льда
и сосулек в ней. Это немножко приоткрылось нам из кадров фильма,
показанного Григорием. Сейчас вход в пещеру закрыт. Тропа
по склону скалы приводит ко второй пещере – Туфовой, в лабиринт
которой и устремляется Саша с веревкой и фонарем. Проходы
в пещере оказались узкими, и новый камуфляжный костюм Саши
на выходе заиграл новыми красками. Зато наросты, натёки карбонатных
пород и их узоры - где в виде инея, где капельками, как потом
сравнил Саша, здесь оказались интереснее.
11 июля. Утром, бродя по берегу, присматриваюсь
к травам, цветам. Местами попадается дикий лук, от жары он
уже жёсткий. Вижу, как сверху по реке спускаются на резиновых
лодках люди. Их вид и разговор неприятны. Теперь понятно,
кто вчера вечером кричал в полутора километрах выше от нас.
За час мимо проплыло 11 лодок этой компании. Спускались они
от реки Большой Порожной, где их высадил вертолет. Как потом
мы узнали, прилетели они с Перми, выгружались пьяными, буквально
вываливались из вертолёта и сразу пустились сплавляться. Следы
этих «любителей природы» в виде банок, бутылок, мусора и кострищ
мы не раз увидим на пути. К этим «друзьям» я еще вернусь,
а сегодня мы снова выдвигаемся к пещерам и будем обследовать
самую большую - Медвежью. Вчера
мы до нее только дошли и немного осмотрели вход. Впечатляет
в ней все. Из описаний этой пещеры: « Медвежья – самая крупная
из пещер Печорского Урала. Общая длина исследованных ходов
составляет около 480 м. Входной грот вытянут вглубь массива
на 38 метров. В нем в 1960 г. была открыта первая из наиболее
северных в мире палеолитических стоянок древнего человека.
Кроме того, пещера представляет собой уникальное место по
обилию костей плейстоценовых животных, тут были найдены кости
пещерного медведя, тигрольва, северного оленя, овцебыка, лошади,
сайги, мелких млекопитающих и птиц. В результате многолетней
работы археологов здесь обнаружены следы сооружений культового
характера, собрана обширная коллекция каменных изделий. По
современным данным возраст стоянки насчитывает более 18 тыс.
лет».
Саша забирается в пещеру, насколько дают ходы, снимает там
на видео и выносит на поверхность вместе с камерой большого
размера… кость, которая поедет уже с нами домой в качестве
сувенира.
Чуть ниже входа в пещеру – бывший колодец, сделанный здесь
археологами и представляющий из себя вогнанные по кругу в
щели между камнями мощные жерди. Они не дают камням, что выше
колодца, его заваливать… Место колодца углублено и, думаю,
было расчищено от множества больших и малых камней. Толща
воды в колодце – сантиметров 30. На дне лежит старая листва.
Трогаю ее прутиком и обнаруживаю под ней лед.
Я прохожу по низу до конца лога, присматриваюсь к растениям,
снимаю скалы, общий вид. Действительно, необычное место.
12 июля. Еще на Шежиме мы услышали от Григория,
что сегодня у них будет вертолет. Прилетает Шаров с командой
из 12 человек. Шаров – спонсор заповедника, директор акционерного
общества «Темп». Григорий рассказал, что он в свое время сам
прошел хорошую школу лесоруба. Все приходилось делать, тех
же сучков немало порубить. Также мы услышали, что Шаров с
кордона собирается слетать в горы, поэтому попросили Григория
передать ему нашу просьбу: захватить с собой одного человека
(понятно, Сашу) с аппаратурой, чтобы снять Урал с высоты.
И сами сегодня были готовы на этот случай.
К полудню слышим звук мотора. Вскоре над рекой и над нами
пролетает МИ-8, мы ему машем, но он уходит вниз по реке, как
мы думаем, на Шежим, но через некоторое время машина возвращается,
зависает над нашим островом и, выбрав место, садится. Шум
при этом для заповедных мест невероятный. Вода в реке кипит
от движения винтов, трава и листья трепещут, как в бурю. Ребята
с аппаратурой бегут к машине, я снимаю эту картину, но после
переговоров с экипажем почему-то возвращаются обратно. Оказывается
– вертолет, да не тот. Этот собирает проплывшую вчера мимо
нас компанию, и пилоты подумали, что мы из ее числа.
А с Шежима все же другой вертолет летал сегодня в горы, но
наши желания в его планы не
вписались. А «рыбачки», оснащенные лодочными моторами, средствами
лова рыбы и изрядным количеством спиртного до Шежима не доплыли,
Григорий их у себя не видел. Это и понятно. Он потом просил
выслать фотографии, на которых снят вертолет и виден его номер.
Я обещал, но высылать не стал, поскольку Григорий считал,
что они прилетали без разрешения, но позднее я узнал, что
Мегалинский, которому доложили о поведении этой компании,
сказал, что больше им разрешения не даст...
После спокойно пролетевшей мимо нас мечты мы решаем продвинуться
вверх, сколько получится. И не стоит огорчаться, тем более
что по берегу своими голубыми глазками на нас смотрит незабудка,
и вовсю цветет иван-чай.
Пройдя километра три, ребята обнаруживают прокол в днище лодки.
Пропороли, когда протаскивали на участке у скалистого берега
- там было много острых камней на дне. Значит,
стоянка, и завтра ребятам клеить очередную заплату. На днище
лодки их вообще-то уже штук девять. Добавится ещё и Печорская.
Можно бы на них подписать – где, когда и как… Место стоянки
– низкая галечниковая пойма, недалеко ключ с ледяной хрустальной
водой, а выше по берегу, где я собираю сухие ветки для костра,
нахожу сброшенный олений рог.
В упомянутой раньше книжице Романа Ласукова «Звери и их следы»,
приобретенной в Сыктывкаре, читаю: «…ветвистые рога (до 8
кг.) самцы сбрасывают в марте-апреле. С годами рога становятся
все более мощными, но жесткой зависимости между числом отростков,
их массой и возрастом - нет».
13 июля. Посмотрев на карте район нашей
стоянки, я решил обследовать место выше и вглубь левого берега
Печоры. Иду вдоль реки. Здесь ельник, реже береза, ближе к
воде - ольха. Богатый подлесок: черемуха, рябина, кусты малины,
жимолости, шиповника, красной смородины с только поспевшей
кисловатой ягодой; черничник, брусничник. Из травянистых –
марьин корень, чемерица Лобеля, крапива, княженика, где повлажнее
– хвощ. Захожу вглубь леса. На разреженном от ельника месте
растут несколько мощных старых кедров. Под ними нахожу кедровые
шишки. Конечно, их сбили и частично поклевали кедровки. Под
чешуйками видны орешки, внутри их белый нежный плод. Интересно,
что упавшие по осени и перезимовавшие шишки прекрасно сохраняют
свои орехи. Мы их пробовали… За полосой сплошного леса характер
растительности меняется, появляются верховые болотца, где
господствует зеленый мох сфагнум. Где-то – это ковер с осокой,
где-то – с березками и отдельными соснами. Наконец, выхожу
на большое болото. Типичный верховик Северо-Запада - с мохом,
черничником, морошником, кустами голубики, только вместо чахлых
сосенок - низкорослый, тонкий кедр. Я собираю ягоду. Морошка
еще твердоватая, красная, но она полежит и дойдет, станет
янтарной. Рядом вспархивают крупные птицы, за деревцами не
могу их рассмотреть… По возвращении делюсь всем увиденным
с ребятами.
14 июля. После четырех километров подъема
по Печоре мы перед островом. Правый рукав - узкий со стремительным
течением, левый - широкий, но мелкий и с протоками. Осматриваем
проходы, а я заодно и левый берег, где на ели нахожу старый
большой капкан. Он прикреплен проволокой к дереву, поржавел
от времени. На острове ребята обнаруживают избу с низким входом.
Пол в ней, судя по всему, затапливается не только в весеннее
половодье. Только начинаем движение после острова на моторе,
на левый берег из-за прибрежного ивняка выходит олень. Расстояние
метров 80. Он почти сразу замечает нас. Постоял, внимательно
посмотрел в нашу сторону и спокойно скрылся за деревцами.
Кажется, все мы впервые в живой природе встретили это красивое
создание.
Справа по ходу гора с отметкой 300,1 м. Мы на рубеже, где
проходит восточная, более возвышенная, гряда предгорного района,
и непосредственно перед нами ее массив – Манзские болваны,
вытянутый, как и вся гряда, в меридиональном направлении.
Сложена она кварцитами и кристаллическими сланцами. Почвообразующими
породами в основном являются моренные суглинки.
А мы все чаще на перекатах тянем лодки за собой. Хотя и здесь
встречается довольно длинный и глубокий (до 4-х метров) плесовый
участок. Как хорошо при солнышке рассматривать его дно, где
каждый камешек играет. Ловлю себя на желании плюхнуться в
прозрачность воды и раствориться в этой стихии. А еще – смотреть
бы и смотреть на все это творение Божие.
В конце плесового участка – устье долгожданной Елмы. Сейчас
речка мелковата. Если придется идти по ней, то, думаю, только
впроводку. Следов огромных медвежьих лап, как и деятельности
партии старателей, мы здесь не обнаружили, а вот стекла разбитых
бутылок и гильзы от патронов видели.
Ночевку устраиваем в двух километрах выше устья Елмы на низком
галечниковом берегу.
15июля. Утром недалеко от нашей стоянки
делаем лабаз, где оставляем большую часть вещей и продуктов.
Витя спрашивает:
- На сколько дней нужно брать еды? Я взял на десять.
Тяжелой головой пытаюсь понять: «Хватит ли?» Чувствую: по
моим темпам для похода в горы это маловато, но ничего не говорю.
Позиция, конечно, неправильная...
Движение по реке начали в 16.30. При движении на моторе у
меня все внимание на дно реки. Чуть вперед и с боков смотрю
на глубину, большие камни в воде и подаю сигналы. Ребятам
с помощью мотора непросто лавировать нашей жесткой спаркой:
не успел увернуться от одного валуна, в вилку берет уже другой.
Хватает сегодня и проводки.
По правому берегу (соответственно слева по ходу нашего движения)
гора Кузь-Чугра с отметкой 471, 8 м. Верхушка ее – камни без
растительности. Саша снимает сначала гору, а потом и оленя,
вышедшего к реке метрах в ста выше нас и за шумом реки неслышавшего
звук мотора. Он попил воду, спокойно перешел Печору и скрылся
в лесу у подножия Кузь-Чугры. Для съемки далековато и, если
снимать из лодки, то видеокамера дёргается. Минут через двадцать
к реке выходит еще один олень – самец, и гораздо ближе к нам.
Мы не двигаемся, только руки ребят плавно достают аппаратуру,
а мои удерживают на течении лодки. Олень вышел на середину
реки, остановился, чуть присел по надобности. Тут пошел хороший
дождь. В одном месте олень поскользнулся, у берега отряхнулся
от дождя и скрылся в густой мокрой чаще. Сильный дождь нам
помог: его пелена закрыла нас, и зверь вел себя совершенно
спокойно. А после дождя от реки над лесом поднялся пар и его
«облачка» на фоне горы создавали особенную, фантастическую
картинку.
К концу дня я чувствовал истощенность (ночью плохо спал) и
тянул лодки по инерции. Стоянку выбрали после 22 часов.
16 июля. День отдыха. Всем необходимо восстановить
силы. Мы стоим на острове. За дровами переправляюсь на правый
берег, затем на костре варим с Сашей обед. Немецкий примус,
используемый «Бундесвером», с таким же успехом отказал, как
бывает и с нашими туристскими «Шмелями». Часто купаемся. Вот
уже три недели температура днем под 30. Ничего себе – Северный
Урал!
Рано утром я успел побросать мушки в рукаве с сильным течением.
Ничего. Зато еще в утреннем тумане сфотографировал открывшуюся
впереди часть высокой горы. Это уже отроги Урала - видимо,
гора Медвежья с отметкой 747 метров.
Вечером ловлю выше, в желобе - на входе реки в перекат. Даже
не ожидал, что так будет брать. А он, хариус, здесь как раз
и стоит.
17 июля. Подъем в 7 часов. По нашим расчётам
остается один переход, а это двенадцать километров вверх,
где в русле Печоры до 20 приличных островов, а значит, почти
постоянные перекаты. До обеда я еще никакой. При нагрузках
у меня быстро истощается нервная система – результат полученного
осложнения после гриппа, поэтому в наших походах мне необходимы
дни отдыха, да и по ходу движения иногда беру тайм-аут. Со
стороны это непонятно, поэтому раздражает. Витя порой срывается
идти дальше, а я не готов, торможу. Саша чувствует мою ситуацию
и меня бережет...
Этот участок реки очень красив, впереди открываются горы.
Берега Печоры местами скалистые, чуть ли не обрывистые. Протоки,
рукава с сильным течением и стоячей волной, все возрастающее
количество больших камней и валунов, торчащих из воды, уровень
которой заставляет постоянно как визуально пытаться определить
лучший по наполнению рукав впереди, так и непосредственно
лавировать между препятствиями.
В
узком рукаве, на стремнине, вместе с маленькими харюзками
попадается незнакомая рыбка с крапинками и в радужном окрасе.
Не сразу соображаю, что это и есть знаменитая печорская семга.
Зову Сашу. Он снимает, и я отпускаю красавицу в свою стихию.
Дай бог ей вырасти до возможных 38 килограммов.
На другой мощной стремнине проявляю непослушание. Саша готовится
снимать и нужно взаимодействовать, а я забрасываю мушки. Неожиданно
мощный всплеск, и я чувствую необычную тяжесть на спиннинге.
С усилием кручу катушку и веду сразу двух хариусов! Один –
граммов на 700. Таких я здесь еще не ловил.
На нашем последнем, как мы рассчитываем, переходе до устья
Большой Порожной в русле реки два участка, где острова тянутся
один за одним на протяжении 2-3 километров. Бывает, сразу
два или даже три острова разбивают русло на рукава. В одном
из них мое внимание привлекает что-то необычное на дне. Присматриваюсь
– предмет с красной и серой окраской, и руками достаю… коловорот
с надетым и завязанным чехлом. В голове крутится догадка:
кто-то прилетал сюда по весне на лов рыбы, да и утопил ненароком.
Позднее, уже на обратном пути, на Шежиме, Григорий рассказал,
как здесь было дело:
- В прошлом году в конце апреля из Перми нелегально прилетал
вертолет с любителями поживиться рыбкой. Эти любители наловили
килограммов 80 хариуса. Время специально выбрали – инспекторы
ни на лодке, ни на «Буране» не проедут – только возможный
подъём уровня воды в реке не рассчитали. А где-то в горах
таяние снегов пошло быстрее, и их вещи стало быстро затапливать.
Кроме того, начался ледоход, и этих горе-рыбачков вертолет
потом снимал с торосов, а те, кто был на берегу – спасались,
залезая на деревья. У них не только вещи и снасти, но и все
ружья утонули...
Нам остается подняться с километр. Впереди во всем величии
и полноте просматривается гора Медвежья. А в полукилометре
выше по реке – как будто кто Печору перегородил камнями. Они,
конечно, на разном уровне, но их много, поэтому издали они
сливаются в одну сплошную полосу. Идем впроводку, обходя камни,
между ними местами по пояс. Уже сумерки. Наконец, выходим
к галечнику по левому берегу. Метрах в трехстах впереди –
костер: кто-то стоит на Большой Порожной.
Все. Дошли. Уставшие, мокрые по пояс, пожимаем друг другу
руки. Три недели со всеми препятствиями, остановками и встречами
мы поднимались эти 116 километров. Теперь нам предстоит поход
в горы...
18 июля. Хотя ночью и спал, но после вчерашней
нагрузки уходят сутки, чтобы более-менее уравновеситься. Хочется
только сидеть. И я сижу, перебирая в воде мелкие камушки,
а среди них такое разнообразие формы, красоты и состава, что
невольно залюбуешься. Ребята утром ходили к соседям у устья
Большой Порожной. Саша сказал, что там стоят лесоводы из Екатеринбурга.
В горы
19 июля. Сегодня начинаем поход в горы.
Наш путь – к интереснейшим каменным останцам хребта Маньпупунёр
и к истоку Печоры. Лодки и кое-что из вещей будем оставлять
в лагере лесоводов. Наши рюкзаки заполнены. У ребят они объемнее
и тяжелее. Нужно еще вместить палатку и брать ее нужно мне,
но я себя жалею, в голове мысль: «А на сколько меня с этим
грузом хватит?» Дополнительный «багаж» берет недовольный Витя.
Протаскиваю лодку с грузом к палаткам лесоводов, знакомлюсь
с ними. Юрий Алесенков (фамилию узнаю позднее) – старший группы,
его жена Наташа, почвовед, и их дочь - пятилетняя Саша. Ещё
с ними Николай – лесовод примерно моего возраста, и молодой
парень Володя, только что закончивший биофак пединститута.
У палаток вижу мешочки с образцами почв, несколько отобранных
камешков – кварцитов и сланцев, компактную легкую бензопилу
( могут же так делать!), прибор для каких-то измерений… На
вопрос: что именно они изучают, ребята рассказывают, что здесь,
в заповеднике, это – девственный лес, а точнее – его участок
на склоне Медвежьей горы.
- Просчитываем плотность леса, видовой состав, количество
упавших от ветра деревьев, их возраст, а также состав и характер
почвы и многое другое. Зная, как живет и полностью возобновляется
лес в условиях нетронутости, мы можем давать рекомендации
лесхозам, занимающимся заготовкой древесины в тех же предгорных
и горных местностях.
Мы встаем на тропу и около полутора километров идем по ней
вдоль Печоры, делая привалы у ручейков. Витя обливается потом,
ему тяжелее всех: на нем самый большой рюкзак, да и свой вес
немалый... На этом участке та же предгорная тайга - с мохом,
черничником и брусничником. Затем тропа поворачивает от реки
и начинается тягун километров на пять, по которому мы поднимемся
примерно с 250 м. до 450 м. над уровнем моря. Сразу ощутимее
более тонкий слой почвы, камни под ней, а то и на поверхности
тропы. А километра через полтора – настоящая каменная река
или, как ее называют – курумник. Горы со временем разрушались,
камни уносились, перемещались вниз. На каменных реках нет
деревьев - только камни, покрытые мхом и лишайником. После
движения по камням на Печоре и здесь, ко мне приходят строчки:
Камень, камень в воде, в берегах
Стал привычным для шага ноги.
Реки камня пролились в горах
На бескрайнее море тайги.
На повороте тропы – сброшенные и побелевшие от времени лосиные
рога, а на самой тропе через каждые 100 метров висят номера:
это для работы научных сотрудников заповедника. Интересно,
что, поднимаясь вверх, тропа в нескольких местах заболочена,
причём не только у ручьёв, но и вся почва вокруг хорошо увлажнена.
Встречаем среди уже более разреженных елей и пихт немало папоротника
и других влаголюбивых растений. Все это связано с тем, что
на западных склонах Уральских гор выпадает большое количество
осадков.
Тропа подходит к верхней границе леса. В двух местах к самой
тропе подступают камни склона Медвежьей горы. В одном из таких
мест неожиданно видим небольшой обелиск. Подхожу и читаю надпись
на нем: «Лызлов Семен Степанович. 1912 – 1940 г.г.» Что же
с ним здесь случилось?
Из рассказа Григория о дяде:
- Он тоже лесником в заповеднике работал. А кордон тогда был
около устья реки Большой Порожной. Дело было в марте месяце.
Шел на лыжах, промеряя глубину снежного покрова - это входило
в обязанности лесника: по запасу снега оценивали предстоящий
уровень половодья. Сверху пошла лавина... Он бы успел убежать,
если б лыжа не соскочила…
На нашей высоте попадаются и березы, они заметно приземистее,
с изгибами и толстой корой с лишайником. Кедра уже не видно.
Где-то через километр пошли на спуск с Медвежьей и вскоре
перешли ручей. В полукилометре где-то здесь должна быть изба.
Я догоняю ребят, но Витя делает мне какой-то знак руками.
Я
не сразу понимаю, что надо замереть. Саша в трех метрах от
избы увидел куропаток и хотел заснять их, но я, видимо, спугнул.
Изба оказалась на небольшой полянке, приподнятой над ближайшими
подступами к ней. Она так естественно вписалась сюда, будто
все время здесь и была. Но не вросла, не осела, а будто большой
птицей опустилась, готовая снова подняться в воздух.
Рядом с избой спуск к ручью, что бежит в 10-ти метрах ниже,
кострище, выложенное камнями и системой жердочек с приспособлениями
для приготовления пищи. Недалеко от избы стоит часть ствола
бывшего большого дерева, на одной стороне которого кто-то
вырезал лица, как выразился Саша – мансийские мотивы. В избе
в углу – металлическая печка, за ней лежанка, на которой четверо
могут при желании улечься, накрывшись находящимися тут оленьими
шкурами. Здесь же стол, полки, узелок с крупами и сухарями,
подвешенный почти к самому потолку от грызунов. Окно в избе
одно, но, в общем, светло. Это и есть стационар заповедника
на «Янах», то есть у хребта Яныпупунёр.
Спускаюсь к ручью и здесь уже трудно оторваться от его холодной
чистейшей воды, необычных камешков, переливающихся голубизной,
серебром и позолотой…
Пока мы отдыхаем и пьем поспевший чай, подходят наши лесоводы.
«Главный» из них (дочка Саша) выглядывает из рюкзака, что
за спиной у Юрия. За кружкой чая завязывается разговор. Мы
узнаём, что выше избы лесоводы не поднимались, но тропа, по
словам Юрия, старая, ходить по ней еще охотники за соболем
начали.
Вскоре за избой лес кончается, и начинается участок лугов
с травой в человеческий рост, но тоже недолго. Дальше трава
все ниже и уже удивляют растущие здесь березы, так называемое
криволесье. Витя принимает их за яблони и спрашивает:
- А что, здесь раньше деревня была?
На высоте 600-650 метров кроны деревьев, действительно, раскидисты,
как у яблонь. Сами они приземисты, а стволы необычно искривлены
вследствие тяжести снега зимой.
Еще не кончился пояс берез, а перед нами новое необычное зрелище:
настоящий ковер из цветов иван-чая, зверобоя и других трав.
Такой их густоты я нигде не видел, а только слышал название
– альпийские луга. И вот они перед нами.
Ландшафт становится открытым. Выше просматриваются отдельные
деревца елового стланика, кусты ивняка, можжевельника, ерника
(карликовой березы). А под ногами после лугов все больше мха
с ягодными кустами черники, голубики… И все эти пояски растительности
меняются с перепадом высоты буквально в каких-нибудь 30, а
то и в 20 метров. Размеры одних и тех же растений меняются
еще быстрее прямо на глазах. Кусты черники, голубики в 5 сантиметров!
А ягода большая. Появляется больше лишайника, того, что в
борах-беломошниках. Под ним тонкий слой почвы – нога чувствует
камень. Лишайник другого типа - желтых, серых и коричневых
цветов - покрывает голые каменистые участки. Это уже пошел
горно-тундровый пояс. В складках и понижениях его нередки
кустарники ив, можжевельника, участки мха, травы, лишайника.
Чем выше, тем больше каменистых россыпей. А растения будто
бы вжались в землю. Неудивительно – здесь царство частых ветров.
Метров на 70 по высоте мы забираемся на склон. Какой обзор!
Видны и вся поясность, и бесконечная череда хребтов Уральских
гор, и в пяти километрах к востоку от нас возвышающаяся до
1087,5 метров гора Койп.
Привал, здесь и будем располагаться на ночлег. А пока просто
сидим и не можем оторвать взгляд ото всего вокруг. В воздухе
стоит дымка: она и закрывает даль, и создает особую картинку.
Неожиданно мой взгляд улавливает какое-то движение по нашему
склону. В первый момент отмечаю длинную шерсть, мелькает мысль:
заросшее копытное. Всматриваюсь: по склону в нашу сторону
двигается медведь. Расстояние – метров 40. Он нас не видит
и, видимо, ищет ягоду. Воспринимаю все спокойно, говорю:
- Ребята, медведь!
Несколько секунд все глядим, замерев. Витя издает какой-то
звук. Я, чуть повернув голову в сторону, произношу:
- Сашка, снимай!
Саша приподнимается, делает несколько замедленных шагов до
сумки с видеокамерой. И тут его подводит застежка аккумулятора
с характерным звуком липучки. Медведь приподнимается на задние
лапы, несколько секунд смотрит на нас, а затем быстро разворачивается
и прыжками скрывается за возвышенностью, я только успеваю
нажать кнопку затвора фотоаппарата.
- Ну, я дурак! – произносит Сашка.
Я понимаю его чувства.
- Дураки вы, снимать бросились, - произносит рассудительный
Витя. – Неизвестно, как повел бы себя медведь, окажись он
чуть ближе.
Дураки мы или нет, но для нас это была первая в жизни встреча
с медведем. Мишка, кстати, был в возрасте: с косматой шерстью,
до желтизны выцветшей на животе.
20 июля. После вчерашней нагрузки спал хорошо,
что у меня бывает нечасто.
Ребята с утра успевают в километре западнее поснимать ручей.
Лицо Саши говорит об усталости. Устраиваем обед, к нему у
нас добавка из уже созревшей кое-где по склону голубики, и
решаем двигаться дальше по маршруту. Через километр мы у восточного
склона Яныпупунёра, круто уходящего вниз к узкой лесистой
долине с ручьем, по ту сторону которой, за невысокой горой,
взметнулся великолепный Койп с каменисто - голой верхней частью.
У края нашего склона горкой – груда валунов метров 10 высотой
- видимо, разрушившийся останец. От камней доносится голос
птицы. Присматриваемся – кто-то из семейства соколиных. А
рядом на ровной части плато на коротком мху растет… морошка.
Не ожидал ее здесь увидеть. Потом уже сообразил: здесь же
тундра, пусть горная, но с повышенной влажностью.
От нас километрах в трех на севере хорошо виден «замок» -
каменные останцы, чем-то напоминающие своей формой средневековое
архитектурное сооружение. К ним мы идем вдоль склона по каменистым
россыпям. Идти по ним, кстати, легче, чем по мху или через
низкий кустарник, только надо успевать четко ставить ногу
на камень, лучше большой: он неподвижен. Километра через два
наш склон плавно переходит в ровную часть плато, поросшую
коротким можжевельником и карликовой березкой. В их разрывах
иногда из-под тонкого почвенного покрова торчат белоснежные
части кварцитов.
Оборачиваемся
на пройденную возвышенность Яныпупунёра. На ее северных склонах
на солнце сверкают языки снежников: не растаяли даже после
месячной жары! Еще через километр мы у подножия нашего «замка»
с названием «Заячий камень». Трава, мох, морошка, причудливые
формы останцев, необычное солнце на западе… Саша снимает.
А дальше азимут нашего движения по описанию – 50 градусов.
Реально – это спуск в лесистую долину и путь через кустарники,
сырые места с высокой травой, через лес с буреломом… Нет,
надо обходить по плато, делая потом поправку на азимут. Плохо,
что нет у нас километровки горной части нашего маршрута.
Начинаем спуск в долину, по ходу прислушиваемся: не журчит
ли внизу ручеек. Нужна вода. Мы с Витей ничего не слышим,
а Саша еще наверху улавливает желаемые звуки, что значит музыкальный
слух! Пересекаем долину, заросшую травой и кустарником. Ручьев
здесь несколько и у каждого ручья в горах, как отметил Витя,
вода со своим вкусом. Вдоль ручьев местами болотины, много
ивняка и звериных тропок. Наконец, взбираемся наверх на ровное
плато, поросшее мхом и мелким кустарником. Оно тянется по
нашему направлению, переходя на востоке в лесистую долину,
а на севере в возвышенность, которая сейчас, в сумерках еще
не совсем ушедших белых ночей, темнеющими очертаниями видится
у горизонта. Какие-то останцы видим еще от «Заячьего камня».
Но до наших – 18 км. С учетом марева, глазом и днем не увидеть!
Какую поправку брать на указанный азимут, да и правильно ли
он указан? Ну, да утро вечера… А пока палатка, костер, ужин.
21 июля. Утром, после бессонной ночи (сказалось
переутомление) понимаю, что продолжать путь дальше не получится.
Говорю об этом ребятам. Знаю, что тяжелым грузом ложатся на
них мои слова, что расчёт был на троих, но изменить в данной
реальности ничего не могу. Задача же у них оставалась та же:
дойти уже вдвоём до знаменитых останцев и истока Печоры, снять
всё и вернуться обратно.
Саша чувствовал особую ответственность и за весь добываемый
для фильма материал, и за всех нас.
Ребята делятся со мной продуктами, у самих остается запас
на пять дней. Я желаю им нормально дойти и вернуться. Провожаю
взглядом, пока различаю вдалеке их фигуры…
Обратно иду медленно: и чтобы снять напряжение, и чтобы хорошенько
рассмотреть все, что меня окружает. Я всматриваюсь в травы,
мох, цветы, кусты, камни, что выглядывают из-подо мха, и те,
что составляют останцы, и те, что лежат на дне бегущего ручья,
несущего хрустальную воду по лесистой долине. Взгляд
начинает обозревать редкую по красоте и величию картину: на
все 180 градусов - тянущиеся цепи Уральских хребтов. За их
ближними склонами, в понижениях, видны склоны других рядов:
внизу лесистые, а повыше - с голыми каменистыми вершинами.
И все они, бесконечно уходящие к горизонту и все более теряющиеся
в дымке - точно под кем-то созданной завесой над тайной их
жизни…
К ночи я на месте нашей первой стоянки. Жгу костер, вслушиваюсь
в звуки…
22 июля. Утром иду к ручью на западном склоне
Яныпупунёра. День проведу там. Пока тепло, солнечно и дымка,
последняя сильно затрудняет видимость. Куда вышли ребята?
Верно ли взяли поправку на азимут? Да и сам азимут верен ли?
Перед уходом по компасу сделал засечки по верхним точкам горы
Медвежьей, в сумерках при возвращении это помогло мне найти
место стоянки.
Я иду по каменистому склону хребта. Камень в своем, особом
наряде. По низу склона больше кустарника, выше - группки или
отдельные елочки. Склон поворачивает. Перед спуском к ручью
- невысокий, метров восемь, массив останца. Примерно отсюда
спешу еще в утренних лучах снять склоны, ущелье с ручьем.
К тому же, каждое место этого изначально нетронутого края
неповторимо по рельефу, ландшафту, растительности, камню.
После перемещения в выборе лучших точек для съемки, начинаю
спуск к ручью, и ближе к нему для меня открываются необычные
картины: повыше – водопадик в несколько метров, причем его
отвесная стена вся покрыта коротким зеленым мхом и по ее поверхности
тонким слоем стекает кристально чистая вода; под стеной разлившееся
миниатюрное озерцо. Если бы не блики и преломление лучей,
наверное, воду из–за прозрачности можно было бы и не увидеть.
Сам ручей течет в узком неглубоком ущелье. Пониже озерков
идет каньонный участок с отвесными стенками. С одной стороны
стена обрушена. Чуть ниже опять необычный участок: в русле
ручья трапы – ступеньки в сплошной
каменной основе ложа. Поверхности ступеней гладкие - вода
и время работают не хуже специального инструмента.
И опять, завороженный всем этим чудом я хожу, пью эту сказочную
воду, обливаюсь, фотографирую, потом, как старатель, вытаскиваю
из ручья горсти песка с камешками.
Сколько разнообразия в них по цвету, форме, составу. Но что
это? Неужели? В горсти среди камней вижу кварцит, в котором
сверкают прозрачными гранями кристаллы горного хрусталя. Вот
это удача ! Даже не верится.
Вечером на крутом берегу ручья я варю на костре пакетик риса
и долго наблюдаю за всем вокруг. Мне не хочется уходить. На
пути к стоянке, уже в сумерках, метров с семи снимаю вспугнутых,
но не улетающих куропаток.
23 июля. Ну, вот и все. Взглянув на цепочки
гор, на все вокруг, начинаю спуск и обратный путь. До избы
дохожу довольно быстро, здесь вся группа лесоводов. Коротко
объясняю, почему возвращаюсь, и рассказываю об увиденном за
три дня. Меня угощают вскипевшим на костре чаем и, пока остальные
готовятся к трудовому дню, я беседую с Николаем. Мне интересна
работа лесовода.
- Изучая лес вот на таких эталонных участках, мы затем в качестве
экспертов даем конкретные рекомендации лесхозам и леспромхозам
по рубке леса, его возобновлению и так далее. К примеру, если
рубка затрагивает горный район, а где-то и предгорные участки,
объясняем, почему нельзя заготавливать лес высоко в горах
- ведь там тонкий слой почвы. Даже колесная, а уж тем более
гусеничная техника, её полностью уничтожит. В результате пойдут
процессы эрозии, по оставленным машинами следам потекут ручьи,
смывая почву и образуя овраги.
К примеру, здесь, в условиях повышенной влажности с частыми,
порой длительными и мощными дождями и нередко интенсивным
таянием снега, с этих самых гор устремляются бурные потоки,
и процессы эрозии развиваются очень быстро.
- Тяжелой техникой, - продолжает Николай, - вообще лучше зимой
работать. Почва промерзла, она не повреждается. С учетом ветровалов
рекомендуем и размеры делянок. Большие пустые пространства
– возможность для разгона ветров.
Николай закончил лесотехнический под Москвой. Там же потом
работал на опытной станции. Кандидат наук. Сейчас, как и вся
его группа, живет в Екатеринбурге. Кстати, их группа из четырех
человек – единственная, работающая в Коми, Пермской и Свердловской
областях.
- Общая беда – уходят специалисты из институтов, с предприятий,
исчезают слаженные коллективы. А ведь на Урале была база высокопрофессиональных
специалистов. Сейчас очередная пертурбация: упразднили Комитет
по лесному хозяйству, у которого был наработан большой опыт.
Теперь все структуры будут подчинены Министерству по природным
ресурсам.
А ведь был печальный опыт объединения под одной крышей природопользующих
и природоохранных структур. Сейчас в условиях так называемого
рынка ведется попросту хищническая добыча леса. Но, так как
чиновник одновременно выступает и в роли защиты и охраны леса,
почему нельзя себе самому все грехи-то списать?..
- Мы работали в разных заповедниках, - дальше ведет свой рассказ
Николай. - В Печоро - Илычском второй раз. Один сезон работали
в Вишерском заповеднике, но там не понравилось: работа в заповеднике
поставлена на коммерческую основу – лишь бы давала прибыль.
На заповедной территории там много людей, забрасываются вертолетами
и прочей техникой, по Вишере плывет много лодок, плотов, а
ведь раньше река была рыбная… А здесь хорошо, глаз отдыхает.
Я добавлю, что за работу в заповедниках группа никаких доходов
не имеет. Зарплата того же Николая составляет 800 рублей в
месяц. Вот и вынужден он, специалист, идти и зарабатывать
деньги, спиливая в городе старые, сухие да наклонившиеся деревья…
Николай предлагает мне в лагере на Большой Порожной воспользоваться
его палаткой, они до 28-го будут здесь в стационаре. Я благодарю.
В этом человеке видна открытая бескорыстная душа.
Немного я расспросил и Юрия и узнал, что его группа за представленную
научную работу, связанную с изучением леса, получила «Грант»,
и эти деньги пошли на нынешнюю их экспедицию и приобретение
специального измерительного прибора и легкой (3 кг.) бензопилы.
Изучал он и проблемы ветровалов. Поделиться этими знаниями
его приглашали за рубеж, но, как выразился Юрий - «изучать
изучали, но практически мало что можем изменить».
Юрий работал в Екатеринбурге, потом переходил в институт «Кедра»
в Красноярск, затем возвращался. В нем чувствуется желание
не только изучать, но и делать карьеру.
Я прощаюсь со всеми и ступаю на уже знакомую тропу с пропиленными
проходами через упавшие на неё деревья. Что-то фотографирую,
наблюдаю за рябчиком и большим черным дятлом. Дойдя до лагеря,
иду ловить рыбу. Налавливаю хариуса, готовлю уху и съедаю
ее всю. Что ж, можно сказать, что я дома. Испытание теперь
у ребят. Не сбились ли они с маршрута?
24 июля. Сегодня прошел с полкилометра
вверх по Печоре. В ее русле местами масса торчащих валунов.
После длительной жары, без дождей, уровень воды низкий. По
левому берегу вглубь – мокрое безъягодное болото: мох, трава,
ивняк, елочки, редкая березка. На мху следы лося. Возвращаюсь
к лагерю и поднимаюсь на километр вверх по Большой Порожной.
По правому берегу встречаются кусты красной смородины, жимолости
со спелой ягодой. Здесь же и марьин корень. Русло речки довольно
широкое, но сейчас совсем мелко и, наверное, наполовину -
оно в зарослях характерной здесь травы – водяного лопушка,
у которого мощный стебель переходит в единственный крупный
лист с острием на одной и разрезом на противоположной стороне.
На влажном песке по берегу встречаю следы медведя, бобра,
лося. В конце подъема по правому берегу мое внимание привлекли
несколько пихт, стоящих рядом. Снизу, от метра и почти до
четырех вверх у них снята вся кора. Кто же это сделал? Лось?
Но ведь это надо на задние ноги вставать - и то вряд ли дотянешься...
Догадываюсь, что ободрана пихта была зимой (мысленно прибавляю
высоту снежного покрова). Первый раз вижу объеденные лосем
пихты. Что ж, зима не только осину заставит обгладывать. Да,
собственно, чем пихта хуже? Скорее, даже питательнее, и витаминов
больше. Только вот пихты после такого обгрыза наверняка засохнут.
25 июля. Вечером хорошо брал хариус, а ночью
я проснулся от духоты и доносящегося грома. Успел накрыть
палатки пленкой и занести вещи. Полил дождь. Два часа одна
за другой сверкали молнии, и гремел гром. Было ощущение, что
после месячной жары погода, наконец, разрядилась и теперь
изменится. И действительно, с этого дня жара ушла, погода
стала неустойчивой и постоянно меняющейся.
26 июля. С утра облачно, ветрено. Прошел
вверх по правому берегу Печоры километра три. В нынешний сезон
на плотах здесь явно не спуститься. По направлению реки отсюда
угадывается, что выше своим руслом она течет у южного подножия
Медвежьей горы, а дальше, согласно карте, поворачивает на
север и несет свои воды вдоль восточного склона горы Койп.
Если по реке, то ее исток километрах в пятидесяти отсюда.
Через горы ближе - где-то тридцать пять – сорок. Сам исток
находится в десяти километрах от останцев Маньпупунёра на
склоне горы Печорья – Толях – Чахль.
По расчетному времени ребята должны вернуться оттуда завтра
к вечеру. Но что у них реально?
Проходя вдоль берега, в одном месте на своего рода полянке
среди деревьев увидел два пакета. По еще читающейся надписи
на целлофане понял, что их содержимым были сухофрукты и, кажется,
сухой завтрак или каша. Изготовителем значилось Минобороны.
Находка эта вызвала размышления: военный ли человек здесь
был год-два назад? Пакеты Минобороны на гражданке нигде не
продают. Был ли это гость (гости) с целью поживиться дарами
природы, или преследовались цели совсем иного свойства?
По возвращению в лагерь на столе обнаружил записку: «Прибыли
за группой Алесенкова. Пошли к избе на Яны. Лесники».
27 июля. Лесники вернулись к лагерю вечером.
Я увидел их издали, когда ловил рыбу. Это были Григорий, Виктор
Кудрявцев и Сергей - аспирант, изучающий в заповеднике ландшафт.
Кратко обменявшись новостями, я взялся готовить уху и чай.
Ребята принесли и распилили сухостой. За едой пошел разговор
о разном. Я услышал, что горит тайга по реке Илыч, выгорело
до 20 тыс. гектаров. Саша потом скажет, что в горах он порой
чувствовал запах дыма.
- От молнии? – спрашиваю я.
- Скорее всего, хотя исключить человека нельзя: приспособились
тут на вертолетах летать из Екатеринбурга, Нижнего Тагила…
Поняли, что здесь можно поживиться. В прошлом году несколько
экипажей сняли с работы, - говорит Григорий.
Он за разговором позднее скажет и о других вертолетчиках,
помогавших заповеднику:
- Те почти все погибли. Они были асы: в створе русла летали
над рекой. Хорошие были люди. Их просили взять на борт – отказать
было неудобно, хотя случалось, что и машина перегружена, и
погода плохая...
Я вспоминаю грозу позапрошлой ночью:
- А что, такие грозы здесь редкость?
- Да, нечастое явление. В горах небезопасно - они притягивают
молнии. А если в такую непогоду попал - приходится отсиживаться:
нет видимости, да и стрелку компаса крутит. В горы идешь на
день, а запас еды берешь на три.
- Я слышал, что повыше в районе Печоры геологи работают.
- Да, в районе Манской Волосницы (приток Печоры). Это в 23
км. Пять человек из Ухты.
Я вспомнил, что в управлении слышал разговор о них. Им официально
разрешили лов рыбы для еды по нескольким притокам Печоры.
Кстати, Саша скажет потом, что в верховье Печоры видел две
пары свежих следов.
- А что ищут?
- Видимо нефть, газ.
- Встречается здесь золото?
- Да, но в основном песок, хотя и высокой пробы. Раньше в
водоохранной зоне бригада Проскурина работала 17 лет подряд.
Бурили зимой, чтобы вода не заливала, но все равно потом тремя
насосами откачивали. Метров на 11 вглубь проходили. Труд тяжелый,
платили им - как за проход по скальному грунту, иначе ничего
бы не получали. А добыча составляла 0,2 г. на квадратный метр
породы, поэтому все это дело прикрыли и бригаду перевели на
северо-запад Коми. Там они наткнулись на жилу и вернули все
долги...
За чаем я делюсь тем, что видел. Григорий спрашивает меня:
- Выводки видел?
- Нет.
- Очень мало их в этом году. А бобров?
- Только следы.
- Эти, как почувствуют человека, сразу прячутся. Они, в основном,
по ночам работают.
Григорий, видя, что у меня что-то сушится и узнав, что это
марьин корень, говорит, что здесь встречается и золотой, а
из редких – алтайский горицвет…
Пришел Николай из группы Алесенкова. Он должен до прихода
остальных приготовить еду. От нашей готовки мало что осталось,
поэтому я взялся помогать ему. Пустили на дрова сухую ель
и сварили уху, потом и макароны, которые заправили тушенкой.
Кто-то нашел у палаток закопанную в песок двухлитровую бутыль
спирта. Я понял, что ночь будет беспокойной.
К моменту прихода группы ребята уже выпили, потом добавили.
Григорий стал падать с чурбана. Мои слова, что ему хватит,
что завтра рано вставать, Кудрявцева не остановили. Он, похоже,
накачивал Григория специально. От Алесенкова за столом после,
видимо, чьих-то слов о мере, мы услышали:
- У нас в этом вопросе полная демократия. Каждый знает, сколько
ему надо...
Управившись с готовкой, я пошёл в лес. Вижу, за мной идет
Кудрявцев, понимаю, что не просто так, а хочет что-то сказать.
- Теперь будет пить, пока не упадет. Я его г… натуру изучил.
Ему, чтобы успокоиться, надо отключиться.
Я видел, что Григорий на спиртное слаб, и Кудрявцев явно накачивал
его до глубокой ночи, хотя ведь понимал, что Григорию после
этого в 6 утра не подняться. Знал и то, что группу поджимало
время - у лесоводов были куплены билеты на поезд, и денег
в запасе не оставалось. А утром нужно было пешком с грузом
спуститься 13 км. до устья р. Елмы, где лесники оставили лодки,
и до ночи успеть добраться до Ухты. Алесенков по сроку просчитался
на одни сутки, поэтому времени было в обрез...
28 июля. В 6 часов утра группа Алесенкова
двинулась в путь. На всех, в том числе и на Наташе, были нелегкие
рюкзаки. Кудрявцев с Сергеем еще ночью ушли ночевать в избу,
что в полутора километрах ниже по реке. Час спустя с трудом
поднялся Григорий, лежавший с ночи на камнях. Через полчаса
он попытался идти, его сильно качало. Так и побрел он вслед
группе…
По расчетному времени я ожидал выхода моих ребят не позднее
вечера 27-го. Еще вчера я сказал Алесенкову, что если через
10 дней нас не будет на Шежиме, то с ребятами что-то произошло,
и просил его передать мои слова в управление. Сам решил подняться
к избе на Яны, взяв еды на 2-3 дня и бинокль. Я думал: если
сегодня не встречу их у избы, завтра поднимусь и пройду там,
где мы шли вместе. Пока поднимался к избе, почти непрерывно
шел дождь. Все затянуло, видимость, особенно выше в горах,
здорово ограничена. В избе обсушился, сварил на металлической
печке кашу, вскипятил чай, потом даже прочитал в одном из
старых, лежащих в избе журналов о японском путешественнике,
который в одиночку покорял снежные вершины мира. Прислушиваясь
к звукам, в какой-то момент я, показалось, уловил что-то похожее
на голос. Выхожу из избы - точно, по тропе идут ребята. Вымотавшиеся,
похудевшие, промокшие, заросшие, но главное - целые. Тут и
дождь перестал, и солнце выглянуло…
Ну, а дальше я привожу записи из дневника Саши с того времени,
как мы начали движение в горы.
Из дневника Саши
19 июля. Среда.
Начало путешествия на Маньпупунёр.
Тяжелые рюкзаки давали о себе знать. Витя Ф. еле тащился,
хватаясь ежеминутно за сердце. Я за него страшно переживал.
Слава Богу, всё обошлось.
По пути нас обогнали Алесенковы – вначале двое ребят (когда
я снимал каменную реку - кажется, называется «курумник»),
затем сам Алесенков с дочкой Сашей и женой Наташей.
Останавливались передохнуть каждые 500 – 700 м. Тропа хорошая,
даже частично очищенная от поваленных деревьев, но практически
вся идет на подъем – «тягун». Столько пота из меня никогда
не выливалось. В придачу, у нас с Витей Ф. скрутило животы
(наверное, от компота). Короче – полный привет. Часам к шести
доползли до избы Бобрецова, что в 8,5 км. от Большой Порожной.
Там сделали себе чаю, немного похозяйничав, поели вермишели.
Стало чуточку веселее.
По дороге снял кадров пять, не более. Очень трудно. Встать
на привалах нет сил: полулежишь – полусидишь, поедаемый полчищами
гнуса и мечтаешь только о воде.
Около 7 часов к избе подошли Алесенковы. Мы в очередной раз
с ними попрощались и тронулись дальше. Через 300 – 400 м.
лес стал редеть, началось редколесье с удивительной формы
изогнутыми березами (таких я не видел нигде, даже в Карелии,
наверное, сказывается долгая зима с толщенным слоем снега).
Затем – луга с травой и цветами в человеческий рост. Освещение
было уже не очень, снять решили на обратном пути. В тайге
на тропе – огромное количество лосиного, оленьего и медвежьего
помета. Подходя к избе, спугнули штук 7 куропаток (снять не
успели).
…После трав начался подъем по южным каменным россыпям Яныпупунёра.
Еле живые около 9 часов вечера остановились на более или менее
ровной площадке. Вокруг – изобилие голубики, которая не дала
нам умереть от жажды.
Когда мы, обессиленные, сидели, думая, в каком месте ставить
палатку, Витя М. вдруг, расширив глаза, стал тыкать пальцем
в направлении позади меня. Я оглянулся и обалдел: метрах в
30 сзади, не торопясь, шел к нам огромный медведь – толстый,
с седыми подпалинами, и ел голубику. Я подполз к камере, и
тут меня подвела «липучка» от аккумулятора. Она медведя и
спугнула. Он поднялся на задние лапы, быстро оценил ситуацию
и бросился бежать. Витя М. успел только на фото щелкнуть его
убегающую задницу. Я был расстроен, Витя Ф. же сказал, что
мы все дураки и, слава Богу, еще не совсем рядом с нами спугнули
медведя, неизвестно, мол, что было бы, подойди он поближе…
20 июля, четверг.
Утро я, еще не отошедший от вчерашнего перехода, посвятил
съёмкам. Но «висело марево» и дальний план был в дымке. До
11.30 (с 7.00) снял штук 15 различных кадров – так себе: камни,
цветы, панораму, голубику и т.п. Среди прочего, совсем близко
подпустили сидящие в камешках 3 тундряные куропатки, за что
и были успешно запечатлены – жирные, аппетитные птички… Неплохо
бы их поесть, но – нельзя. Заповедник!
Опять стоит жара. Поедом жрёт гнус. Около 14 часов мечтаем
выдвигаться дальше – поближе к воде (с водой беда: ближайший
к нам ручей – километра полтора. Хорошо бы сегодня встать
у ручья, указанного в описании на северо-восточной оконечности
Янов. Это еще километров 8, вчера же с трудом за целый день
протоптали около 10). Лежу в палатке. Истекаю потом. Скоро
будем собираться. Отказала ручка…
Мы прошли Заячий камень. Сдохли (я тоже). Снимали. Сложно
с ориентированием. До Маньпупунёра, как до Китая! После Заячьего
– «долина тысячи ручьёв». Пополнили запасы воды.
21 июля, пятница.
Мы разделяемся. Витя М. дальше не может. Пойдем вдвоем с Витей
Ф. Вот такие пироги! Договорились, что вернемся дней через
6, т.е. приблизительно 27-го. Еды явно не хватает. Тянем с
трудом. Дай бог всем нам дожить до лабаза перед устьем Ёлмы.
Об Унье пока даже не думаем.
…Прошли с Витей километров 8, но поняли, что дали маху – слишком
по безлесым холмам ушли на север (даже на северо-запад). Прошли
ручей Подкопённый (классический вариант истока – завтра хочу
снять), который по-видимому был в описании. Пришлось к нему
возвращаться (лишние 1,5 км. туда и обратно в горах – не малая
ошибка). Было две встречи: первая с волком – нос к носу; сумели
снять на видео – он, не торопясь и оглядываясь на нас, пошел
своей дорогой; вторая – у ручья с еще одним медведем, бурым,
без седины (как первый). Мы не сразу его заметили и переходили
ручей в 10 метрах от него. Он, видимо, стоял в оцепенении
и выжидал - что делать? Но когда мы остановились, чтобы набрать
воды – ломанулся через кусты. Мы так были измучены жарой и
переходом, что даже не догадались на всякий случай вытащить
камеру. И зря. Минут через пять метрах в 60 он опять вышел
к ручью, но, увидев, что мы не ушли, не торопясь, скрылся
в редколесье.
… Много незабываемых встреч! Поход совсем непростой, но вспоминать
мы будем его, я думаю, всю оставшуюся жизнь.
На месте разворота (когда мы поняли, что перебрали на север)
– я с трудом в дымке увидел столбы Маньпупунёра (наконец-то!).
Ориентироваться в горах, имея только 5-ти километровую карту
и компас - очень сложно. Если мы всё же пойдём дальше, надо
будет вернуться еще километра на полтора назад и по склону
преодолевать возвышенность с тайгой не менее 4-5км. (в отличие
от 2 км. в описании), короче – дойдем ли, не знаю.
22 июля, суббота.
Утро посвятил съемкам сюжета «…так начинаются реки» и на болотце
у ручья снимал белые пушицы. На глаз красиво, на видео – не
уверен…
В 13.30 выползли. Витя сегодня не в духе – жалуется на сердце
и опять проблемы с почками (у него это началось на сплаве,
после того, как сильно несколько дней подряд болел бок). Он
предполагает, что это камни в почках или в мочевом пузыре.
Молюсь, чтобы сейчас у него все прошло – в Москве надо этим
серьёзно заниматься. Про свои болячки не думаю и молчу – так
легче, хотя Витино плохое самочувствие сказывается и на мне.
Мы углубились в тайгу. Путь нелегкий. Проблема с ориентированием.
По
азимуту 30 градусов, потом 75 градусов вышли в итоге к впадению
одной речушки в другую (прим.: ручей Подкопённый впадает в
р. Печору, но об этом мы тогда не знали). Но направление течения
реки – с севера на юг. Ничего похожего на карте мы не нашли.
Это очень нас насторожило. Где мы – определить точно не могу.
Надеюсь, что все же Маньпупунёр (его первая вершина) где-то
на северо-востоке (азимут 70 градусов). Завтра решили совершить
последнюю попытку восхождения на Мань. Если мы не преодолеем
его и не увидим в обозримом пространстве столбы – придется
сворачивать экспедицию. Еды нам и так не хватит на дня 2 –
3. По пути много медвежьих лёжек и помёта. Край медведей!
23 июля, воскресенье.
Тяжелейший переход! Преодолев вброд речку в 10.00, мы топали
до 18.30 с одним лишь перерывом минут на 40. Тайга еще продолжается.
Мы вначале поднимались, потом начали спускаться. Хотел бы
я посмотреть на тех, кто составлял описание маршрута («тайги
всего 2 км.»). Её в итоге оказалось километров 7-8!!! И причем
непролазной!!! Сплошные звериные тропы в густой высокой траве,
лежбища медведей, буреломы и заросли кустарника. В конце концов
Виктором, а заодно и мной, начало овладевать отчаяние. Мы
были истощены. Утром на «завтрак» выпили лишь по стакану чая
и съели по горсти мюслей. Нагрузка же у нас колоссальная!
Мне кажется, что даже я сбросил килограммов 5 сегодня, зато
прыгал как «горный козел». Витя мучается с сердцем и камнем.
Его это очень беспокоит. До Москвы и до больницы нам еще не
менее месяца. Постоянные Витины реплики типа «…Значит это
судьба, здесь я и останусь…» - становятся невыносимыми. В
конце концов, я решил залезть на дерево и оглядеться, если
Мань не видно – значит, мы поворачиваем назад. С трудом найдя
подходящее дерево, я тут же увидел первую вершину Маня, на
которую мы выставили азимут. Она была практически точно по
нашему направлению (сбились мы всего градусов на 10, но в
целом продвигались правильно!). И тут к счастью мы набрели
на тропу, даже не на тропу, а какую-то узкую древнюю двухколейную
«дорогу», хоженую, как мы потом поняли – лишь зверьми (прим.
– 2 колеи от нарт). Дорога привела нас прямо к подножию первой
вершины Мань, но в конце мы с неё все же сбились, она совсем
заросла травой. Хорошо бы найти эту тропу на обратном пути.
Это было бы нашим спасением!
Хребет Маньпупунёр оказался еще более трудным для передвижения
– сплошные каменные развалы и курумники – «Старая дряхлая
гора» - как выразился Витя. Идти тяжело. Мы по ней проползли
всего километра 2,5. Нужно было вставать и искать воду.
Решили разбивать лагерь на восточном склоне, где был слышен
журчащий внизу у подножия ручей. Я «сходил» за водой – спускался
минут 10, поднимался час. Заодно нашел 6 опят и собрал кружку
голубики.
Рисовый отвар (1 пакетик риса «Анкл Бэнс») с грибочками «для
виду» и чесноком, а также полкружки голубики – вот весь наш
дневной рацион! Не густо. Чай будет лишь завтра утром (это
я мечтаю – чая тоже осталось дня на три!).
Хочу оставить базу здесь. И завтра только с аппаратурой двинуться
к столбам. Ночью холодно.
24 июля, понедельник.
Наверное, когда-нибудь дома стоит обо всем этом подробно написать.
Дело в том, что редкие фотоснимки и урывки видео не дадут
представления о тех переплётах, в которые мы попадаем.
Сегодняшний пеший выход закончился полнейшим крахом! Пройдя
километров 6 (напали на идущую по хребту тропу), никаких столбов
не обнаружили. Долго размышляя и сопоставляя факты, мы пришли
к выводу, что река, где мы стояли прошлой ночью – не что иное,
как Печора. То, куда мы сегодня дошли – остатки стоянки манси
у истока Печоры под горой Печорья-Толях-Чахль и, соответственно,
хребет, по которому мы ползем - никакой не Маньпупунёр, а
главный хребет Северного Урала – Поясовый Камень! То есть
где-то в тайге мы дали маху и выскочили на Печору уже в первый
ходовой день по тайге… Немного сняв стоянку манси и исток
Печоры, мы двинулись обратно. К палатке пришли вконец измочаленные…
Изголившись с двумя пакетиками вермишели, Витя сварганил подобие
супа…
25 июля, вторник.
Ночью гроза и ливень. Все влажное. Утром беспросветный туман.
(Видимость метров 30-40). Думаем, что делать? Еды – дня на
2 – 2,5. Надо продвигаться, но как – непонятно. Никаких визуальных
ориентиров, надежда на тропу – но она очень старая, заросшая,
сбиться с нее – ничего не стоит. К тому же неясно, куда она
нас выведет. Понятно, что общее наше направление – запад.
Единственное – мы обязательно должны пересечь Печору. И всё…
Попали мы в переплёт… Хотели (вернее я хотел) – сделать сегодня
день отдыха, но поджимает всё, в первую очередь – еда и Витины
болячки. Надо идти. В 12.00 всё же выползли. Сделав крюк в
сторону тропы, пошли по ней. Она вскоре спустилась вниз к
подножию западного хребта. Ночной дождь был не к стати: «ожили»
все ручьи, и мы шли по заросшему густым кустарником болоту,
едва различая направление тропы. Туча (я снимал её «бег» по
горе сегодня утром на стоянке) опять села еще ниже, и около
часа в пути шел хороший дождь. Но потом вдруг всё прояснилось
(уж не знаю – ангел-хранитель ли, Господь Бог – прямо знамение
какое-то!), и мы вдруг четко увидели на юго-западе Койп, на
270 градусов – Яныпупунёр, на нем Заячий камень, исток «нашего»
ручья и т. п. Сориентировавшись, мы поняли, что тропа уже
увела нас в сторону (она, как видно, так и идет вдоль Поясового
Камня). Пришлось с полкилометра вернуться, взять азимут 275
градусов и двинуться напролом в тайгу! Это не ради «красного
словца» - но до Печоры мы доползли в буквальном смысле! Причем
опять какое-то чудо – практически в то же место, где мы стояли,
размышляя, что же это за река и куда нам идти (на островке
у впадения в Печору Подкопённого ручья). Так что встали мы
на нашем «благоустроенном месте» около 22 часов (уже темно).
По пути спасались красной смородиной. А на ужин (он же обед)
– пакет риса («бенсовского») – с собранными по дороге десятью
опятами – пир горой! Суп этот даже оставили на утро. Все мышцы
болят, еле передвигаемся. Но теперь я уверен, что мы вернемся.
26 июля, среда.
Прошли тайгу. Вышли к Яныпупунёру почти точно к истоку Подкопённого
ручья (опять повезло!!!). Набрали воды и двинулись на гору,
чтобы уже по вершине пойти на юг к тропе.
В горах на камнях огромное количество куропаток, в кустах
– рябчика, в зарослях сплошные медвежьи «лёжки» и помёт, и
бесчисленные медвежьи, оленьи и волчьи тропы. Чтобы не встретиться
нос к носу со зверем (их топот и возня постоянно слышны),
идём разговаривая, говоря всякую чушь, чтобы нас было слышно.
Причем говорим голосом громким и уверенным (на это уходят
последние силы). Когда мы выходили из тайги – перед нами взлетел
огромный глухарь, красивый как чёрт! Конечно, не сняли. Всё
произошло за несколько секунд. Самое интересное в нашей экспедиции
- как всегда за кадром!
…Стало страшно холодно, ледяной ветер, зуб на зуб не попадает,
градусов 8-10, не больше, и поэтому воздух прозрачный, ясный.
Все горы прорисовались как на ладони. Все наши пути-дорожки,
ошибки в расчетах стали явными и понятными. Отчетливо вырисовался
Маньпупунёр и столбы на его северной окраине. Если бы такая
видимость была до нашего «погружения» в тайгу, мы бы точно
не промахнулись. Иными словами, мы рано свернули в тайгу.
Первоначально, когда мы проскочили ручей – мы двигались правильно.
Но дымка и туман не позволили нам точно понять, какой по счету
хребет от нас – Мань, и мы ошиблись буквально на какой-то
километр. Пойдя по тому же азимуту чуть севернее, мы бы точно
уткнулись в Мань.
Столбы Маньпупунёра мы сняли издалека на фото и видео. На
этом аккумулятор «приказал долго жить». (По дороге снимали
макропланы ручья и немного – проходы по тайге – для монтажа).
Таким образом, как говорится, судьба сама подсказала, что
пора нам обратно.
Вечер был ледяной и зловещий - с малиновым закатом и низкими
быстро бегущими тучами. Мы обнаружили еще одну стоянку манси
– на обратной стороне бугра, где мы расстались с Витей М.
Стоянка находилась в небольшой ложбине перед каменными останцами
жутковатой формы, которые мы тоже тогда не видели. Очень впечатляющее
зрелище. Представляю - каково ощущение вблизи столбов Мань.
Ночью разразился настоящий ливень. Лил всю ночь и утро. Холодно,
мокро. Но надо настраиваться на движение вперёд. Немного жаль,
что не всё удалось (в смысле видеосъёмок). На стоянке мы и
встали, раскочегарив печку, обнаруженную Витей в развалинах.
Утром, желая как-то приободрить Витю, написал ему стишок:
Дождь барабанит по крыше палатки.
Что-то не спится, мой друг.
Ты не волнуйся - всё будет в порядке:
Снова вернемся на «круг»…
Жизнь наша скатится с гор на равнину,
Будто Печора-река.
Сбросим рюкзак, что сдавил нашу спину,
Скажем Уралу: «Пока…»
27 июля, четверг.
Туча села на горы. Ледяной ветер. На остаток немного восстановившегося
за ночь аккумулятора сняли столбы, которые были над стоянкой
манси. Видимость 20-30 метров, чуть ниже, в распадках – тумана
меньше. Взяли азимут 210 градусов – но много забирали вправо
и, как мы предполагаем, слишком ушли на запад. Настроение
- ноль. Перемещаемся как слепые котята. Никаких ориентиров.
Витя грустно шутит, что мы «пропавшая экспедиция». В шутке
много правды. Если в ближайшие 2 дня (еды уже почти не осталось
даже на один день!) мы не выберемся с Янов на тропу к избе
– нам, объективно говоря – каюк! Похоже, погода завернула
всерьёз и надолго. Ночью около 5 градусов. Борьба за выживание
в полном смысле этого слова. Всё очень серьёзно. Несмотря
на наше положение, больше переживаю за Витю М. – как он там
один (Алесенковы, видимо, уже уехали) без еды и, главное,
даже без палатки. Надежда только на хариуса, которого он ловит.
Короче, все мы на грани! (Может быть, Витя М. догадается
пойти в избу и жить там до нашего возвращения - это было бы
правильным решением… ) Короче – мысли, мысли, мысли…
Костёр Витя разжечь не смог. Очень сыро. Туча влажная и холодная.
Я, полчаса помучившись, решил «подлить масла в огонь» - постепенно
дело пошло. Доели вечером последнюю растворимую картошку с
двумя малюсенькими, заныканными предусмотрительным Витей,
кусочками сала. (Н.З). Осталось 2 ложки заварки – и всё.
28 июля, пятница.
Ледяная ночь с редким моросящим дождиком и беспросветное в
смысле нашего настроения и тумана утро. Предположительно мы
стоим у долины, в которую мы спустились после Заячьего камня.
Но где конкретно – неизвестно. Будем всё же двигаться в южном
направлении. Приблизительный азимут – 190-200 градусов. Огибая
восточный склон Янов, мечтаем дойти до каменных россыпей в
виде холма, от которого мы по пути сюда ориентировались на
Заячий камень. Это только мечты.
Сдаваться нам нельзя. Надежда добраться до избы сегодня -
из области буйных фантазий. Но всё же… Мы верим в неё. Господи,
уповаю лишь на тебя: как бы нам покинуть побыстрее эти замечательные
горы и оказаться на родной Печоре!
Витя пытается развести огонь для нашего последнего чая…
…Дождь льёт безостановочно. Уже второй час дня. Но надо собираться.
Всё мокрое и холодное. Идти, не зная куда, чтобы придти полностью
измочаленными и в воде плюхнуться и дрожать очередную ночь
в ожидании завтрашнего дня. А вдруг? Чего ждать? Надо ли ждать?
Идти – вопреки всему, в том числе здравому смыслу. Наверное
– это правильно. Стоять и тихо замерзнуть нельзя. Движение
– это жизнь. Пока хоть такая! До избы мы сегодня не дойдём.
Чудес не будет…
…Я пишу эти строки и сам не верю, что нахожусь у избы. Мы
снова все вместе – оба Вити и я. Витя М. сегодня пришел в
избу, ожидая нас (Алесенковых увезли Григорий и Виктор из
Шежима только утром). У Вити М. всё хорошо. И вообще – всё
в порядке. Он даже обнаружил кусочек горного хрусталя!..
И всё же самое главное, что «мы спустились с гор».
… Видимость 15-20 метров. Пронизывающий ветер. Вышли в ливень
(соревнование по скоростной разборке палатки в экстремальных
условиях – не более 3-х минут). Доверяясь компасу и интуиции,
через 500 метров лоб в лоб наткнулись на Заячий камень. В
сердце – радость и маленький кусочек надежды. Далее – каменные
россыпи восточного склона – я дважды лечу в трам - тарары
с аппаратурой и рюкзаком, но всё цело (на удивление, в том
числе и я!). Камни с лишайником стали ужасно скользкими, передвигаемся
крайне медленно. И тут – опять цепочка везений. Не знаю, кто
там за нас молился и вёл по правильному пути – но мы точно
приходим к «каменному холму» (он на секунду вдруг приоткрывается
в неожиданном облачном проёме, как в кино…), а затем находим
оставленный Витей М. кусок полиэтилена, повешенный на дерево,
проходим нашу первую стоянку (всё – в густейшем молоке, практически
на ощупь!!!). И, когда уже спускаемся по южному склону Янов
(где я доснимаю последние фотокадры, так как вижу на равнине
солнце, а тучи, как оказалось, лишь висят на горах) – мы попадаем
с точностью до одного метра на тропу, которая через километр
выводит нас к избе с Витей М.
Всё просто лишь на словах. Описать везение невозможно. Я говорю
об этом Вите М. – он кивает, но ни черта понять не может.
Это понимаем лишь мы вдвоём, но всё больше молчим, понимаем
«про себя». Не знаю, стоит ли об этом вообще кому-нибудь рассказывать?
Ведь рассказы будут лишь о каких-то конкретных моментах, встречах
и т.п. О том, что мы «совершили маленький, но поступок» -
лучше не говорить вслух. Это – для себя!
Вечером мы объедались – суп харчо, гречневая каша с соленым
хариусом, чай до отвалу. Спали в избе на оленьих шкурах. Вернее
– спали Витьки. Я не спал. Вообще не могу. Объяснить тоже
не сумею. Хочу сделать фильм. Этот. Жаль, что мало материала…
Всё.
29 июля, суббота, утро…
Возвращаемся к устью Большой Порожной.
Дошли за 2,5 часа (8,5 км.). Путь по тропе через тайгу, казавшийся
нам вначале непостижимо трудным, сейчас оказался лёгкой прогулкой,
правда, к Большой Порожной он, в основном, идет на спуск.
У Вити Ф., слава Богу, прекратились боли. Хочется верить,
что камень выскочил сам. Как было бы замечательно!
Из-за очередной бессонной ночи я весь разбитый. На базе разобрали
вещи. Я помылся и немного постирался. Здесь тепло и светит
солнце, и наше горное путешествие кажется каким-то сном. Здесь
на Печоре – всё видно и понятно. Стоят родные лодки. Всё,
как всегда. А был ли поход на Маньпупунёр, была ли борьба
за существование, были ли эти 10 дней, которые заставили по-другому
посмотреть на многие такие обычные вещи как еда, тепло, огонь,
вода?..
До сих пор, ужиная, делю на троих (теперь уже) всё ровно до
крупицы и удивляюсь, что Витя М. вдруг хочет добавки – какого
чёрта? Впрочем, понимаю, что это уже мой «заскок». Его с нами
не было ТАМ. Он – из этой жизни…
Сделал профилактику аппаратуры (часа 3). Всё вроде бы работает.
Поставил новый аккумулятор. Немного соблазнился посмотреть
снятые кусочки на четвертой кассете - всё нормально. Размышляю
над тем, что снимать дальше, ведь никакой Уньи не будет. Сплав
снимать не буду - только природу: состояния, изменения. Этого
пока в материале маловато. Ночь опять не спал. Полная разбитость…
На этом заканчивается отрывок из дневника Саши, и я продолжаю
свои заметки.
Возвращение
30 июля. Сегодня начинаем сплав и наш обратный
путь. Взглядом прощаюсь с горами, со всем, что здесь вижу.
Мысленно - с тем, что здесь прожито. Прибывшая вода без задержек
несет мою лодку. Вите с Сашей вначале ещё приходится идти
впроводку – киль задевает камни, но ниже на перекатах мы уже,
в основном, несемся по ускорившейся после дождей реке. На
плесовых участках я из интереса пробую использовать для движения
ветер, для чего растягиваю полиэтиленовую плёнку. На быстрине
успеваю вытащить четырех хариусов. Через 13-14 километров
– мы у нашей стоянки, что примерно в двух километрах выше
устья реки Елмы. Тут у нас лабаз. Только причаливаем к берегу,
как начинается сильнейший ливень часа на полтора без перерыва
с громом и молниями, а потом надолго - дождь. И никаких просветов.
Ощущение, что обложило весь Урал. Разбирать лабаз, грузить
всё и плыть дальше нет смысла: ночевать придется здесь. Наш
берег только на 10 сантиметров выше уровня реки, противоположный
– до 40, но вода явно прибывает. Пока я здесь развожу костер
(пришлось четыре раза ветки обливать бензином) и кипячу воду,
ребята переправляются на тот берег и ставят палатку. От воды
она метрах в 17. Переправляюсь с кипятком и я. Быстрый ужин
из заваренной вермишели, чая и даже сгущенного какао с сухарями
– целое богатство! После ужина сразу забрались в палатку.
А утром…
31 июля. Ребята вскочили часа в три ночи
и что-то засуетились. Я сначала не понял, в чём дело, только
чувствую, что мягко
лежать стало - обычно камни и через походный коврик ощущаешь.
Ребята что-то говорят, и до меня, наконец, доходит, что под
палаткой вода. Рука непроизвольно отмечает – сантиметров 10.
Часть вещей уже намокла. Витя крикнул:
- Лодки!
Сашка, выглянув, не увидел большую лодку с мотором. Кинулись
искать. Ее отнесло ниже, к счастью, не далеко. Моя же неприкаянно
дрожала на сильном потоке почти на середине вдвое расширившейся
реки, хорошо, что надежно привязал ее за камень. Мы начинаем
выбрасывать из палатки все вещи наружу. Саша облегченно вздыхает:
- Повезло, что я не вынул из мешков (непромокаемых) и ящиков
аппаратуру. Как чувствовал.
Зрелище, конечно, мы представляли преинтересное, соответствуя
картине стихийного художника Печорского «Приплыли». Подстать
ей и возгласы:
- Второй сапог не нашел!
- Унесло, наверное!
Вообще-то мы читали, а здесь от кого-то из местных слышали,
что уровень Уральских рек за сутки может подниматься до трёх
метров. Всё зависит от длительности и интенсивности дождей
в горах, особенно в периоды таяния снегов. В нашем случае
уровень воды за 4-5 часов поднялся на полметра. Выше он не
пошел.
Постепенно, всё собрав, мы перебрались к месту с лабазом,
забрали его и, вооружившись байдарочными веслами, буквально
полетели по реке и километра через 4 встали на острове. Тут
мы развернули целый лагерь из просушиваемых вещей - погода
все-таки пару часиков нам выделила. К тому же и сухих дров
нарубили из толстых чурок, кои вместе со старой и низкой избой
обнаружили неподалёку. Витя где-то на острове нашел и принес
веточку с ягодами. Я узнал волчье лыко, которое весной встречаю
в Подмосковье. Зацветает оно рано, когда в лесу еще кое-где
лежит снег, цветы розовато-сиреневые на голом стебле. Ягоды,
потом уже красные, прямо на стебле сидят. Есть в нем своя
красота, но только для глаза, растение сильно ядовито.
1 августа. С утра - дела обычные. Отплыли
в 12 часов. Вода постепенно спадает, течение несёт помедленнее,
хотя тут сказывается и то, что мы удаляемся от гор. Неизменен
пейзаж - река и тайга. Перед одним из изгибов Печоры по левому
берегу вижу участок разреженного леса со старыми соснами.
Чувствую: там черничник с ягодой. Вылезаю из лодки, минут
за 25 набираю литр черники и спешу догонять ребят. Они ждут
меня в месте нашей бывшей стоянки, где я нашел олений рог,
которому теперь уже место в рюкзаке. Перекусываем солеными
хариусами. Удивительная рыба! Никогда не надоедает - вкусна
в любом виде. И вообще, выручает в плане еды. А сейчас к тому
же и вся ягода созрела - год на нее урожайный.
Стоянку делаем на правом берегу в красивом месте, чуть выше
которого Печора разбивается на три рукава, а на левом, напротив
нас – почти отвесная двадцатиметровая скала. А под самым обрывом
– омут глубиной до четырёх метров. Рыба здесь не брала, только
Саша со стороны слышал, как плюхнулось что-то большое. Затем,
когда мы уже легли спать, это «большое» плюхнулось уже возле
наших лодок. Витя выходил рано утром и видел следы, которые
тянулись из воды почти до палатки: наше появление обеспокоило
живущих тут бобров.
2 августа. Спал хорошо, встал рано... Беру
спиннинг, фотоаппарат и иду вдоль берега. Рядом тянется чуть
заметная дорожка, возможно, зимой на «Буранах» проезжали.
По ходу бросаю мушки, но везде тишина. Дохожу до острова,
где правый рукав Печоры соединяется с узкой, в 3 метра, бурлящей
протокой. Захожу на протоку повыше - здесь мельче (иначе не
устоять) и начинаю отпускать леску с мушками. И когда они
метров в двадцати от меня, я натягиваю леску и почти сразу
слышу всплеск и чувствую сопротивление рыбы. Веду с усилием
и подвожу в подсачек первого красавца-хариуса. Там же хватает
второй, а ниже по протоке метров на семь – ещё два. И трёх
вылавливаю, где протока соединяется с рукавами. Потом зацеп.
Пока отцеплял, думал, распугаю всю рыбу, но рядом в нескольких
метрах берутся сразу ещё два хариуса. Полчаса - как мгновение,
про все забываешь. Затем вспоминаешь и даже удивляешься: со
мной ли это было?
Возвращаясь к палатке по берегу, замечаю фиалку трёхцветную,
рву для еды дикий лук, а потом мы втроём стоим у костра, а
сверху (все деревья от нас далеко) точно к нашим ногам падает
кедровая шишка. Смеёмся: кедровка себе несла, да по закону
гостеприимства решила нас угостить.
После завтрака ребята уплыли поснимать скалу и виды сверху
высокого обрывистого берега. Я тоже уже собрался все это посмотреть,
но тут неожиданно увидел лодку, спускающуюся сверху. В ней
двое. Подплыли к берегу, здороваемся, узнаём друг о друге.
Собеседники мои из Первоуральска, что по ту сторону Главного
Хребта. Оттуда и путь держат. Пожилому где-то под 60, молодому
20 с небольшим. Скорее, отец и сын. Разместились в маленькой
резиновой лодочке, один на корме с коротким веслом, второй
на носу, свесив ноги в сапогах в воду, гребет лопатками. Всё
это у них самодельное, изготовленное, очевидно, на месте.
Всех вещей – по небольшому рюкзаку: брали минимум. Даже теплой
одежды маловато. Мёрзнут. На мои слова об одежде отшучиваются:
- У нас грелка – вёсла.
Всё становится понятным, когда узнаю их путь: от Первоуральска
до Вижая автобусом, дальше сколько-то попутной машиной по
бывшей лесовозной дороге, проложенной зэками («сейчас там
зон нет»). Остальной путь – 80 километров пешком по тайге.
Поясовой Камень пересекали через перевал Дятлова.
- Там хорошая тропа. И сверху видно всё как на ладони, где
какой исток…
Жалеют, что не смогли поснимать: что-то случилось с фотоаппаратом.
Вспомнили фильм Михаила Заплатина «Унья - красавица». Хотят
посмотреть Унью «вживую». Узнав, что мы были на Янах, что
мои ребята снимают, спросили о Николае Дмитриевиче. (Н.Д.
Нейфельд – старший научный сотрудник заповедника.) К избе
на Янах они тоже поднимались.
- Рыбу-то ловили? – спрашиваю я.
- Да мы как-то не приспособились: на удочки не брало, спиннинга
не было. А сколько здесь до Усть-Уньи? Хлеб там можно купить?..
Когда мы уже попрощались, и их лодка уже была на расстоянии,
я спохватился: люди-то голодные, а я им ничего не предложил…
Я задумался: вот эти люди перемахнули через Урал, мёрзли,
скудно питались, но они забудут эти тяготы, а останется другое,
как осталась раньше в их памяти речка Унья в Заплатинском
фильме…
Я заметил, что имя Михаила Заплатина в разговорах разных людей
вспоминалось здесь не раз. И всегда очень уважительно. И в
Якше, и в Шежиме… Он был дружен с Поликарпом Григорьевичем.
Сближало их, конечно, и то, что оба фронтовики, оба служили
в авиации. Михаил Заплатин после войны закончил институт кинематографии
в Москве, а здесь, на Урале, исходив его вдоль и поперек,
создал до полутора десятков фильмов о неповторимой заповедной
природе этого края. А ещё книги очерков, непосредственных
живых впечатлений. Вот только увидят ли это всё люди сейчас?
Григорий на Большой Порожной рассказал, что после смерти Заплатина
права на его фильмы были приобретены каким-то шведом. Не знаю,
так это или нет (дай Бог, чтобы нет), да только наше сегодняшнее
телевидение, пропитанное духом коммерции, «страшно далеко»
от истинно ценного.
На той стороне, где лесистый крутой берег, у ручья видел белку.
Прошел вглубь от берега – отдельные огромные старые сосны.
Скала же наша из каких-то тонкослоистых, не очень твёрдых
пород. Потому-то, видимо, в её трещинках кое-где то трава,
то цветы растут (колокольчики). Уже с лодки, уносимой течением,
пытаюсь их заснять.
Ниже нашей стоянки по реке заметно больше луговин. В пяти
километрах – луг, где косят Виктор Кудрявцев с приехавшей
к нему в отпуск сестрой. На береговом откосе среди других
трав вижу кровохлёбку и очиток – заячью капусту.
Мы перебрасываемся несколькими фразами. Виктор недоволен,
что незамеченной прошла чья-то резиновая лодка.
- Григорий акт на них составит, - слышим его слова.
К вечеру мы в полутора километрах от Шежима. Стоянка на вытянутом
галечниковом полуостровке. За сбором сушняка отпиливаю сухую
берёзу – два столбика из её ствола вбиваю у кострища, делаю
перекладину сверху – и можно сидеть. Когда собирал сушняк,
на старой иве обнаружил осиное гнездо. Снизу его закрывали
нанесенные водой сухие ветки и трава – очень хорошая маскировка.
В потемневшей, уже не белой, ночи горит костер. Тихо. Природа
в предчувствии осени.
3 августа. Утром прохожу вверх вдоль правого
берега. Попадаются дебри ивняка в воде, частью обгрызанные
бобрами, участок с высохшим папоротником, лабазником. Выше,
по руслам ручьёв - красная и черная смородина. В ивняке я
нахожу старую вершу, а в лесу у тропы приспособление для отлова
белок, тоже старое. В заповеднике есть сотрудники, много лет
следящие за её популяцией. Возвращаясь, фотографирую на воде
у кустов большую шапку из пены, что собирается обычно на реках
после порогов и перекатов.
Вечером мы вновь в гостях у Лызловых на Шежиме. На лугу за
большим столом беседуем с Григорием (разговор записывается
и для фильма). Говорим, конечно, о том, что ребята увидели
в горах. Григорий этот район хорошо знает, походить-то пришлось.
- А есть ли легенды и предания, связанные с останцами? - спрашивает
Саша.
- Да, легенда существует… С той стороны Урала жили вогулы
(нынешняя народность ханты). Они поклонялись солнцу. А шаманы
(манси), жившие по эту сторону, решили покорить вогульский
народ. Они считали себя великанами, поклонялись идолам и были
очень злыми, поэтому и вышли войной на вогулов. И когда они
поднялись на Маньпупунёр, взошедшее из-за Койпа солнце своими
лучами осветило их, и они окаменели, превратившись в останцы.
А чуть южнее на плато Маньпупунёр есть круглый камень – это
их бубен. То есть, когда они увидели солнце, этот бубен покатился
и тоже там окаменел...
- А что ещё в этом районе есть необычного?
- На юго-западных склонах Яныпупунёра интересные ручьи. Например,
Бобровый ручей - с водопадами, каньонами, очень красивый.
И вот как раз в районе Бобрового ручья находится старое мансийское
захоронение. У них там и олений могильник был - когда шел
забой оленей, они складировали там рога. Ну, и захоронение
предков. Манси через какой-то определенный период туда на
поклонение приходят. У нас вот есть река Шайтановка, а у них
- Шайтан-гора, то есть их мансийский бог. Я не знаю, сохранились
эти захоронения или нет, лет шесть уже не был там. Они представляют
из себя домовицы на столбиках на высоте где-то полутора метров.
Причём, как династия умирала – так вот рядами их домовицы
и стоят...
- А что известно о трагедии в районе перевала Дятлова?
- Под перевалом Дятлова тоже есть священная гора - Шайтан-гора
с могильниками, захоронениями, деревянными идолами, как у
нас на Янах. И, якобы, студентов этих манси Вишерские предупреждали,
чтоб они там ничего не трогали. Но тут всё уже одно к одному
пошло. Ребята вроде бы посмеялись над этим: что, мол, может
случиться, ничего страшного….
У них было две палатки... В общем, палатки эти были вспороты
через верх. То есть, выходили они в каком-то шоке или панике
- не через выход, и поздним вечером, потому что спальники
были уже разложены... Полураздетые они разбежались в разные
стороны, а была уже зима - много не походишь. Один паренёк
от перевала вышел под Отортен, выскочил на речку Выдерью и
не дошел до избы, до зимовья, буквально метров 100 - замерз
под елкой. Был он в трико и в тонких носках. Видимо, уже сил
не было, сел и замерз… Но, скорее всего, там было какое-то
испытание.
- Военное?
- Да. Затем в этом районе оцепление поставили, с радиометрами
работали в течение месяца и всячески уходили от всех наводящих
вопросов в сторону. А что там было на самом деле – до сих
пор никто не знает…
После разговора на лугу мы идем в баню, где вместе с паром
вдыхаем душистый аромат березовых веников и сосновой смолы,
и где поет не только тело, но и душа. А потом чай с вареньем
и ещё тёплым черным хлебом: буханка в два раза больше магазинной,
её пекла Диевна.
Мы сидим на кухне в доме Григория. Везде радует порядок. Покрашенные
и оклеенные обоями стены, скромные украшения. Оля показывает
нам ветку красной смородины с необычно крупными спелыми ягодами.
А в комнатах на стенах – небольшой музей местной фауны: чучела
птиц (знакомы только глухарка и рябчик), огромные оленьи рога,
шкурки пушных зверей с мордочками и лапками – выдры, соболей,
росомах. Разговор, конечно, заходит о зверях.
- Олень, лось, - рассказывает Оля, - не могут убежать от медведя.
Да и силища у него… По следам от когтей на дереве и на земле
в одном месте, например, мы поняли, что он левой лапой обхватил
ствол, а другой удерживал взрослого лося…
- Оля, у вас дети замечательные.
- Да, они очень самостоятельны.
У Оли с Григорием две девочки: 7-и и 10-и лет, и мужчина целых
5-и годов. Учебный год девочки находятся в интернате в Знаменке,
недалеко от Якши. На взгляд городского человека дети удивительно
спокойны. Им чужды и непонятны капризы, требования повышенного
внимания к себе. И в то же время, они естественны и радостны.
Здесь, в условиях отдаленного предгорно-таёжного района, вся
жизнь человека строго подчинена законам природы. Она неизбежно
накладывает отпечаток на характер, поведение человека, его
мировосприятие.
4 августа. Утром, снявшись со стоянки, еще
раз заходим на кордон попрощаться и забрать заряжавшийся здесь
аккумулятор. Хорошо и просто чувствуешь себя среди этих людей.
О них и о Шежиме не раз потом я буду вспоминать. Доброе, хорошее
остается…
Рассказ Григория о гибели студентов послужил в дальнейшем
поиску более точной и подробной информации о случившейся трагедии.
А тогда он напомнил мне еще в юности увиденное в каком-то
журнале короткое сообщение о ней. Перед нашей экспедицией
я прочитал книгу Николая Рундквиста «Сто дней по Уралу», где
он также кратко касается этих событий. Но о причинах гибели
студентов я всё же ничего не знал и воспринимал случившееся
отдаленно. Теперь же мы были здесь, поднимались на хребты
Урала, наш маршрут проходил всего в 30-ти километрах от горы
Отортен – района гибели ребят. Живой рассказ Григория, а он
сам водил в горы группы туристов, знал перевал Дятлова, названного
по имени командира погибшей группы, давали возможность представить
эту местность и в условиях того трагического зимнего похода.
Теперь гибель ребят звучала во мне вопросом: что же все-таки
тогда произошло?
Рассказ Григория имел свое продолжение. После нашего возвращения
в Москву как-то в библиотеке на одной из обложек журнала «Урал»
мой взгляд отметил название: «Перевал Дятлова». Автор - Анна
Матвеева. Это была документально-художественная повесть о
событиях зимы 1959 года на Урале. Автором было собрано множество
фактов, заключений и версий случившегося. При всей огромнейшей
работе по сбору материала, аналитической его переработке и
всем представленным версиям (с обоснованием и вероятностью),
автор говорит:
« Передо мной не стояла цель раскрыть страшную тайну Горы
Мертвецов, я лишь старалась сделать все, чтобы облегчить решение
этой задачи читателю».
Мне хочется, чтобы эту повесть люди прочли, и не только потому,
что речь в ней идет об указанных событиях, но и потому, что
автор действительно талантлива. Я же хочу коснуться последней
версии в повести, на мой взгляд, объясняющей причины гибели
студентов и реальность ситуации, в которой они оказались (предвидеть
подобное было невозможно) и которую до конца пытались преодолеть.
Сама версия заключается в происшедшем взрыве в районе нахождения
группы, связанным с испытанием оружия – скорее всего ракеты.
Версия может объяснить, почему трое из группы получают тяжелейшие
ранения, характерные для воздействия ударной волны. («...в
момент взрыва находились вне палатки и были отброшены на скальные
выступы склона. Находящиеся же в палатке испытали воздействие
меньшее по силе …»). При взрыве ракеты образуются пары несгоревшего
топлива, которые поражают органы дыхания и зрения. Поэтому
ребята экстренно оставляют палатку через разрезанное в ее
боку отверстие и полураздетые, необутые, в 20-ти-градусный
мороз в темноте, подхватывая своих раненых товарищей, устремляются
по склону вниз, в лощину. Потом в месте обнаружения троих
из группы, пытавшихся доползти до палатки, снег был со следами
крови (поражение органов дыхания). А двое, разводившие в лощине
сигнальный костёр, судя по их действиям, испытали поражающее
действие на глаза. Данная версия объясняет, почему радиологическая
экспертиза, исследовавшая одежду ребят, выявила повышенное
загрязнение отдельных ее участков. Это при том, что данная
одежда находилась в проточной воде в течение порядка 15-ти
дней: двое из группы были обнаружены в начале мая в русле
ручья под толстым слоем снега, и радиактивные вещества вымывались…
В повести представлены не только различные версии трагических
событий, но и документы, в которых раскрываются мысли, чувства
и поступки разных людей, прямо или косвенно связанных с событиями.
Мы продолжаем сплав. Навстречу нам открываются уже знакомые
места. Понемногу пейзаж меняется, но уже в обратной последовательности.
И вот – незнакомый, узкий и быстрый, правый рукав (мы поднимались
левым). Высматриваем большой кедр, на котором гнездо орлана-белохвоста.
Григорий нам сказал, что птенцы подросли и недавно покинули
гнездо. Кедр стоит метрах в 80-ти от берега за кустами и деревьями,
поэтому не выделяется издали. К тому же это не тот кедр, что
в тайге тянется ввысь, прямой и стройный. Подойдя ближе, вижу
старое в два обхвата разлапистое дерево без привычной макушки.
Мощные верхне-кроновые ветви, сходящиеся в основании, сами
создали условия для огромного (2-х - метрового в диаметре)
чашеобразного гнезда. Интересно, что, как отмечают ученые,
орланы свои гнездовые постройки устраивают только на старых
живых кедрах. Обычно они размещаются на высоте более 20 метров
и практически недоступны для хищника или человека. Неожиданным
для меня оказалось, что емкость гнезда была до краёв заполнена
старыми ветками, травой, комочками земли и пометом. На этом
«постаменте» я спокойно стоял и перемещался. Конечно же, орланы
выбирают место с хорошим обзором, поэтому отсюда можно было
поснимать и даль, и участок реки, и шишки, растущие на самом
кедре и не успевшие достаться кедровкам. ( Этот подарок я
увожу с собой…)
Мы уже прошли рукав – моя лодка шла метров на 50 впереди –
как неожиданно сзади у берега раздался сильный всплеск, точно
чурбак сбросили в воду. Оглядываюсь – ничего не вижу из-за
солнечных бликов на воде, но догадываюсь, что это бобр. Ребята
тоже поняли, в чем дело, поэтому видеокамера уже включена
и готова. Вот новый всплеск (от сильного удара мощного хвоста
по воде). Бобр всплывает рядом с лодкой ребят и какое-то время
так и плывет. Редкая возможность заснять, и Саша эту удачу
не упускает. В стороне раздается всплеск второго бобра. И
всё, тишина. Как будто их и не было. Я не сразу понимаю, почему
бобр плыл так близко к лодке, но Саша потом верно подметил,
что так он уводил непрошеных гостей от своей хатки. Наблюдали
же мы, как ведет себя птица, если мы проходили рядом с её
гнездом.
Стоянка наша у добротного сруба с узорчатыми наличниками на
окнах и террасе. Рядом на выкошенном лужке стоит почти готовый
навес для просушки сена. На кострище для готовки приспособлена
плита от печки – очень удобно. К тому же здесь есть даже стол
и стулья. От Шежима мы спустились километров на 15.
5 августа. Утром из палатки хорошо слышны
веселые голоса птиц, их порхания. Снизу подплывает моторка.
Как оказалось, это – хозяева избы и с ними главный хирург
республики, они поднимаются до Шежима. Это кстати. Там парень,
кажется, племянник Григория, мучается с опухшим пальцем.
Хирург ловит на кораблик, но, увидев, как ловим хариуса мы,
очень заинтересовывается и даже фотографирует нашу снасть.
В 12 часов мы отплываем. Остановка в устье Большой Шайтановки.
Отсюда видим, как снизу поднимается катамаран. Странным кажется
то, что тянет его один человек, а остальная группа или сидит
на плавсредстве, или проходит участки реки по берегу. Вскоре
мы разговариваем. Их 6 человек, все они из Москвы. Трое мужчин
где-то 45, 27 и 14 лет, остальные, понятно – женская половина
команды. Старшая из них – художница. Вблизи стало понятно,
почему катамаран тянет один – сапоги только у него, остальные
путешествуют в ботинках. На Урале уже были - в 500-ах километрах
севернее, кажется, на Косью и ещё на какой-то реке. Маршрут
включал 35-ти километровый волок и проходил через район горы
Сабли. Отметили, что в начале, как только сошли с поезда –
сразу появился лесник и милиционер с автоматом. Выяснилось,
что они на территории национального парка - пришлось приобретать
пропуска. В зональном отношении местность, по которой шли,
представляла собой приполярную тундру. Встречали золотой корень,
с восхищением вспомнили и о тех красивейших участках реки,
на дне которых лежали мраморные плиты разных оттенков.
Интересно, что за все время общения, да и потом, меня не покидало
чувство, что этих людей я где-то встречал, и это где-то ассоциировалось
с походной обстановкой – возможно, на Селигере или на днях
авторской песни города Москвы, проходивших в 1984 году в районе
реки Яхромы…
Наша стоянка напротив Канинской пещеры на скошенной прибрежной
луговинке.
6 августа. С утра состояние «без сил».
Сегодня съёмки в пещере. Хорошо, что ничего не надо говорить,
выражать мимикой. Пробираемся с Сашей внутрь пещеры по ходам,
куда возможно протиснуться. Свет фонаря вылавливает интересные,
порой причудливые очертания сводов. В пещере прохладно, сыровато.
Ходы пещеры расположены в верхней части скалы, поэтому здесь
местами вверху видны тонкие корешки растений. Я пробую пальцами
мягкий и влажный материал, о котором пишут, что он карбонатной
породы, растворимой в воде. За счет него и образуются карстовые
пещеры. А вот и что-то живое – большая куколка. Она шевелится.
Беру её с собой, и в закрытой баночке она потом еще две недели
сохраняет признаки жизни.
В дальнем зале пещеры с помощью бересты и свечей создаём освещение,
и Саша всё успешно снимает. Правда, копоть быстро ухудшает
видимость. Но всё сделано.
К вечеру несколько «отошел» и решил побросать блесну. Здесь
уже встречается привычная для средней полосы водяная трава.
Вскоре две щуки у нас на берегу.
7 августа. Погода «несъёмочная», хмарь,
желания двигаться не ощущаю, но лучше все-таки плыть. По ходу
бросаю блесну. На одной стремнине два раза хватают хариусы,
но оба раза срыв. Хорошая блесна, да тройник великоват. И
все-таки одного красавца я вытаскиваю. Около Собиновского
кордона увидел в небе стрижей, выше по реке их не встречал.
Видимо, существование здесь обрывистых песчаных берегов даёт
им возможность строить гнезда. А вообще из-за более высокого
уровня воды есть ощущение, что мы сплавляемся уже по другой
реке.
По пути в бору я пособирал чернику, бруснику, а Саша в стороне
под елочкой нашел несколько подосиновиков и подберезовиков.
Стоянка в знакомом месте – в устье Кедровки.
8 августа. Что-то вновь не спится ночью.
Тут или мне брать тайм-аут, или начинать нам сплав на моторе.
Витя принимает решение ставить мотор. Я заготавливаю несколько
жердин для жесткой связки лодок, и вскоре винт мотора заменяет
нам весла. Через пару часов мы у первого кордона заповедника
- Полой. Разговариваем
с Павлом, делаем фото на память и прощаемся с ним, а также
с главной территорией заповедника. Обратный путь быстрее.
Сидишь или работаешь веслами в какой-то задумчивости и только
отмечаешь: река стала пошире, больше плесовых участков, обрывистых
песчаных берегов, выше ростом стали ольха, ива, всё мельче
размером галечник… Ниже с воды взлетают утки.
Стоянка километрах в 12 от Усть-Уньи. Здесь покос, сено с
которого потом возят в деревню на лошадях.
9 августа. Утром из палатки слышно, как
рябчики что-то клюют на столе, но стоит пошевелиться, как
птицы вспархивают и улетают...
В Усть-Унье покупаем у местной жительницы буханку черного
хлеба (в магазине его нет). Буханка в полтора раза больше
обычной. У Евдокии Тороповой – она работает связной в заповеднике
- получаем оставленную канистру с бензином. Спрашиваем, можно
ли купить хлеб.
- Хлеб мы печем сами, но на продажу сейчас нет. Вообще, если
будут ездить коммерческие машины (сейчас приезжают один раз
в месяц из города Ухты), будем с мукой, а так – не знаю...
Евдокия приносит белый полотняный мешочек и отдает мне больше
килограмма белых сухарей. Это она для внуков готовила, они
летом приезжают, но отдает всё нам. От
денег отказывается и тихо произносит:
- Ради Христа…
Усть-Унья. Отсюда мы начинали подъём по реке. С высоты деревни
видно, как Печора здесь своим левым рукавом в километре ниже
соединяется с Уньёй. Как же не взглянуть на «Унью-красавицу»?
До впадения Уньи в Печору мы проходим мощный перекат и после
этого река успокаивается и становится похожей на равнинную.
Вот уже и большая заводь с зарослями травы и хвоща, через
которые даже не могу провести блесну. Стоянка наша на излучине
реки. Чуть в глубине – высокий обрывистый берег с соснами
наверху. Бегу покидать спиннинг. В километре выше слышен работающий
двигатель трактора. Берег порос хвощом и местами заболочен.
Широкая полоса водных зарослей мешает забросам. Но вот зацеп
уже не за траву. Натягиваю леску и вижу, что здесь стоит сетка.
Скоро на лодке появляется и её хозяин - это он из деревни
приехал сюда на тракторе. Спрашиваю о рыбе.
- Да плохо. Сетка два дня стоит, а только одна щучка попалась.
Где же рыба? В сумерках из травы поднимается масса мошки.
Всё - только бежать в палатку.
10 августа. С утра пораньше рыбацкая натура
не даёт покоя. Мечта – надергать на удочку, но где взять наживку,
кругом песчаная почва? Иду тропой от берега. Под старыми трухлявыми
и покрытыми мхом лежащими деревьями нахожу целое богатство
– два десятка червей. С ними бегу к берегу, а там на все мои
ожидания - «крупняк» размером с поплавок. Нет, тогда уж интереснее
лес поизучать. Ведёрко под грибы и ягоды - и вперёд. По возвышению
вглубь от нас – бор. По краю склона тропа, с которой хорошо
просматриваются болота, сухостойные участки, влажная луговина.
В бору ягоды мало. Нашел несколько грибов и рядом с палаткой
красивый, уже частью поспевший, шиповник.
Отплыли в 12.30. Вскоре по правому берегу деревня Кустово
в 6-7 дворов, жители – пожилые да старики. Молодёжь уехала.
Раньше совхоз был, а теперь, как и в основном по России –
своё хозяйство, требующее немало сил. У кого-то еще корова,
а в основном из скотины держат овец, коз и гусей. Света нет
- дизель не работает.
Еще около десяти километров по реке, и на правом приподнятом
берегу привольно раскинулась двумя десятками дворов деревня
Пачгино. От воды до домов обнажилась широкая песчаная полоса.
В стороне пасется стадо коров и овец. На берегу пожилая женщина
с тазиком стеклянных банок. Здороваюсь. Она приветлива и охотно
рассказывает о здешнем житье:
- С 94-го года не стало совхоза. Кто похитрее - тот кое-что
из техники имеет (видимо, получил, как пай от совхозного имущества
). Электричества сейчас нет. От Ухты числятся двое дизелистов,
зарплату получают, а делать не делают, да кто с них спросит?
Молодежь в деревне есть, а работы нет. Живёт даже одна молодая
семья, у них девочки учатся в интернате в Знаменке. Есть и
молодые ребята - не уезжают, а наоборот, строятся. Раньше
была работа – рубили лес. По старым делянкам сейчас зимой
на санях в Курью (20 километров) за мукой ездим. Дорога-то
есть и на Якшу, да плохая, мосты поразрушились. Коммерсанты
как-то приехали на машине, да потом 10 дней выехать не могли
- больше не едут. Поэтому живем своим хозяйством. У меня шестеро
детей - с сеном помогают…
Поднимаемся с Витей на бугор, где видим на лавочке несколько
бабулек, а в сарае рядом что-то мастерит мужчина. Заходит
общий разговор. Подходит издали и дедуля, происходит обмен
новостями. Поняв нужду в хлебе, дедуля выносит из избы буханку.
Витя расстегивает сумку на поясе, но тот останавливает:
- Убери. Не тряси мошной.
Тут издревле закон таков: делиться с тем, кто в пути. Нам
советуют - у кого ещё можно спросить овощей и хлеба – знают,
кто сегодня пёк. По совету мы и обращаемся. Хозяйка, еще молодая
женщина, накопала нам картошки, дала луку, чеснока, капусты,
отказавшись от денег. А пока она всё это готовила, мы успели
поговорить с её братом. Поскольку у людей здесь постоянного
заработка нет, разговор зашел о том, кто и как пытается зарабатывать.
Понятно, что люди охотятся, только есть и браконьеры.
- Волков в округе нет, потому что нет лося. А его зимой выбивают:
догоняют на «Буранах» по вырубкам. Я в лесу раза два на макушках
деревьев кишки лосиные находил. Сначала не понял, почему они
там. Оказывается, на вертолетах «охотнички» прилетали - били
лося с карабина, втаскивали его в машину, тут же в воздухе
разделывали, а требуху на деревья выбрасывали, чтоб на земле
следов не оставлять… Олени уже года два, как сюда не заходят.
Медведи есть - их не стреляют. Приезжал как-то коммерсант
- скупал шкурки куньих. Норка - 50 рублей, росомаха - 150
рублей, выдра – до 1000 рублей. Интересовался рысью, но ее
здесь нет, только проходная...
Мы возвращаемся к лодке. К берегу подплывает несколько парней.
У них в лодке - заготовленные жерди. Я понимаю, что это те
молодые ребята, которые после армии не уезжает из деревни,
а строятся здесь. Хотя зимой и кому-то из них в поисках заработка
приходится уезжать в Москву на стройку.
- Как с рыбой, ловится? – спрашиваю я.
Некоторое время нас внимательно изучают.
- Мало ее стало. За лето одну семгу поймали. Раньше на блесну
тут… А сейчас и ершей не видно. Если только сиг по осени зайдет.
- Почему же рыба исчезла?
Для ребят это тоже вопрос. В чем же все-таки причина? Так
перегораживают реку в низовье, что не доходит она сюда, не
может отложить икру, возобновить потомство? В словах ребят
чувствую горечь. Не только за рыбу, а за все произошедшие
разрушительные перемены.
С косогора подходит к нам уже знакомая женщина - та, с которой
мы разговаривали на берегу. Она сходила к дому, набрала огурцов
и принесла нам. Я рассказываю о разных людях, с которыми встречались
в пути. Женщина кивает:
- Люди наши добрые, да деревни бедные. Только свое хозяйство
и кормит…
11 августа. Утром, как обычно, прохожу вдоль
берега. Встречаю скошенные луговинки, ем спелую черемуху,
под соснами набираю немного маслят. Потом, когда все мы у
палатки, наблюдаем картину: сокол, или кто-то из этого семейства,
догнав над рекой маленькую птичку, старается её ударить. Она
всячески пытается увернуться на открытом пространстве и дотянуть
до леса, что к счастью ей и удаётся.
Часа через полтора нашего движения по реке мы в большой деревне
Курья. Здесь более оживленно. Кто-то на лодках сплавляет сено,
кто-то грузит его. На берегу стоят трактор, старый 157-й ЗИЛ.
Идем к магазину. Он частный - в срубе, рядом с домом хозяйки.
Продукты сюда завозят из Ухты, но дорога разбита тяжелым транспортом,
поэтому проехать трудно. Зимой легче - дорогу расчищают. Из
продуктов видим крупы: рис, гречку, ячку, перловку. На полках
– сахар, мука, сгущенное молоко, тушенка. Узнаю у хозяйки,
что в Курье школа, но только 4-х - летка. Был детский сад,
но закрыли - помещение большое, для отопления не хватало дров…
В одном дворе женщина продает мне буханку хлеба, испеченную
из разных сортов муки. По пути к лодке со мной здоровается
пожилой мужчина. За разговором узнаю, что бывал он и на Большой
Порожной, и на Шежиме, что знает Поликарпа Григорьевича. Я
коротко рассказываю ему о нашем путешествии.
Вид следующей на реке деревни печален. Пожалуй, только пятая
часть домов обитаема. Остальные - немые, полуразрушенные,
с пустыми глазницами окон. За деревней видно, что тут было
какое-то производство, связанное с лесозаготовкой. Сегодняшняя
картина – запустение.
Наша стоянка в 5-и километрах выше деревни Волосница и в пятистах
метрах ниже устья притока с одноименным названием.
12 августа. Рано утром пробую ловить в устье
Волосницы. Несколько окуньков попадает на удочку, один - на
блесну. Затем кидаю спиннинг у зарослей травы и наблюдаю,
как в трех метрах от меня из зарослей показывается щука и
хватает мою блесну. Я пытаюсь подсечь, но не могу – что-то
случилось с лесоукладывателем катушки. Блесна останавливается,
и рыба теряет к ней интерес. Делаю еще один заброс – всё повторяется.
Как говорится: «Близок локоть, да не укусишь». Надо неисправность
устранять. Зато днем по верху обрывистого берега набираю на
солнечных полянках поспевшую бруснику.
Вечером к нашей стоянке причаливает моторка. В ней четверо
мужиков в состоянии «навеселе». Выясняется, что один из них
видел нас в музее в Якше, откуда они и поднимаются до своих
покосов, чтобы сплавлять обратно сено. За чаем узнаем, что
мужички работают в Якшинском леспромхозе.
- Денег получаем мало. Раньше и премии давали, а сейчас мы
- никто. Без своего хозяйства не обойтись. А, значит, и корова,
и сено...
Заходит разговор, конечно, и о том, почему рыбы в реке стало
мало.
- Из-за молевого сплава. Сорок лет вплоть до 94-го сплавляли.
Гнали и березу, и осину, которые через 500 метров тонут.
А я подумал: почему же тогда в Карелии - на том же Сегозере,
на реке Воломе, где мы были, да и во многих других местах,
где длительное время был молевой сплав, рыбы не стало меньше?
И местные люди даже отмечали, что рыбы поубавилось с прекращением
сплава.
Мужики дарят нам подстреленную утку, с условием, что мы ее
не выбросим, а приготовим и съедим. Это уже по Витиной части.
По мне – лучше бы она плавала.
После гостей выползает из палатки Сашка. У него в эти дни
сильные головные боли. У костра за ужином заходит разговор
о съемках, о кино. Саша вспоминает, как снимали «Самолет»
- фильм по мотивам произведений А. Экзюпери… Как исполнительница
главной женской роли в последний момент отказалась от съемок;
как после того, когда большая часть фильма была отснята, вдруг
выяснилось, что пленка имеет брак, и кто-то из команды тогда
ушёл… Но руки не опустили. Не коммерция двигала людьми. А
какой это был труд, я могу представить, картину видел. И Саша
благодарен Вите за то, что вместе делили тяготы.
13 августа. Утром иду смотреть лес вглубь
правого берега. Есть ощущение, что недалеко должно быть болото.
Действительно, где-то через километр к нему и выхожу. Меня
встречают потревоженные тетерева. Присматриваюсь к растениям.
Они – те же, что и в средней полосе, только здесь на болоте
вместе с сосенками такие же небольшие кедры. Болото клюквенное,
но ягоде еще не срок, а вот брусника по кочкам поспела.
После обеда от нашей стоянки тропой прохожу вдоль берега в
направлении деревни Волосница. Появились грибы. Заполняю небольшое
ведерко подосиновиками с тройкой белых впридачу. Километра
через два встречаю следы коров.
Вечером у нас заходит разговор о разном отношении к природе
и человеку людей, с которыми мы соприкоснулись здесь и в Карелии,
где бывали несколько раз. Саша вспомнил, как на одном из Карельских
озер, что встречаются в течении реки Воломы, встав на ночевку,
они услышали в свой адрес недовольные голоса с другого берега:
- Приехали на наше озеро. Пусть уезжают!
Печально даже не то, что люди сказали обидную фразу совершенно
не мешающим им киношникам, а понимание, что это собственническое
чувство ничего общего с заботой о природе не имеет.
Уже на Сегозере, куда впадает та же река Волома, точнее, на
одной из ламбушек (маленькое озерко) я увидел напрасно срубленные
для костра живые сосны - а ведь недалеко был сухостой. И никогда
не забыть нам горелые леса по берегам Сегозера, где к тому
же Саша обнаружил труп человека с признаками насильственной
смерти... А
один раз на наших глазах рядом, километрах в 10-и, загорелся
береговой лес, где находилась пьяная команда с катера, на
котором «рыбачки» с раннего утра сетями вели запрещенный лов
сёмги.
И вспомнилось ещё равнодушное отношение ко всему этому главы
администрации поселка Паданы, когда мы пришли к нему за помощью.
Как сказал Саша: « Да на Печоре всех бы на уши подняли, если
б человек пропал!».
Наш разговор - не обобщение, разные люди есть везде. Но среди
местных подобного отношения мы не видели.
14 августа. Отплываем в 11 часов. Через
полчаса деревня Волосница. Здесь домов до 30-ти, но в разговоре
с местными пожилыми людьми узнаём, что живут лишь в 5-ти –
6-ти домах. Люди приезжают на лето, чтобы вырастить картошку,
заготовить сено, а потом сплавить его на лодке или на понтоне,
если будет место.
- Раньше здесь жизнь была. Лес сплавляли. Катера один за другим
ходили. Сейчас ни связи, ни света. – говорит нам пожилая женщина.
Еще две женщины дали нам по буханке хлеба, лук и морковь.
Мы благодарим людей, слушаем обсуждаемые ими новости (вспомнили,
у кого из какой деревни сыновья из армии не вернулись…). Прощаясь,
желаем им выжить.
- В деревне выжить легче, - слышим в ответ.
Вскоре мы вплываем вновь на территорию заповедника (Якшинский
участок). Здесь большая красивая старица. А в 2-х – 3-х километрах
ниже видим что-то необычное – «островок» у правого берега.
Если бы не знать, что здесь затонувшая баржа, можно и проплыть.
Баржа затонула в 60-ом. А построена была ещё до революции,
основательно. Сохранилось немало металлических частей, внушительны
и размеры. На ней еще русские купцы товар возили. Но купцы–то,
видно, лоцию реки знали лучше, рассчитывали уровень воды в
паводок и межень. А в 60-ом явно что-то не учли, или уже время
пробило свои бреши.
Вечером по берегу видим тетерок. Проплываем рядом - не улетают:
ходят да щиплют траву, как курицы. Саша снимает их с довольно
близкого расстояния.
Стоянка на небольшом каменистом участке прибрежной полосы.
Рядом заводина, вдающаяся в берег. Так и хочется покидать
блесну, да снасти уже уложены. Вглубь берега - крутой склон,
по верху которого растут великолепные сосны. Утром я поднимусь
к ним, похожу по верховику, собирая чернику с брусникой, а
пока, после всех приготовлений, Саша читает свои стихи. Одиннадцать
стихотворений, написанных за время похода. В своих строчках
он умеет передать настроение и чувства, которые человек испытывает.
Особенно на душу ложится то, что написано в его дневнике.
Мысленно окидываешь пройденный путь…
15 августа. До Якши остаётся километров
18. Пару часов хода…
И вот мы снова у знакомого спуска к реке, что рядом с домом
Ирины и Сергея. Вроде всё то же, но ощущение какое-то другое.
Видимо, это понимание: «путь пройден». Но пройден он каждым
и внутренне. Значит, что-то изменилось и в нас…
Мы оставляем эти места. Но не случайно нам дано было пройти
их, что-то узнать, открыть, понять…
Выгрузка, разбор, укладка вещей. Потом ребята едут в управление
заповедника – отметить документы, переговорить, попрощаться,
после чего слушаю Сашу.
- Встретили нас словами: «Ну, рассказывайте, что вы там натворили?»
Оказывается, это такая манера спрашивать. Хотя я понимаю и
подоплёку слова «натворили». Она - в моей просьбе к Алесенкову
сообщить в управление на тот случай, если к определённому
числу мы не прибудем на Шежим. Что ж, места глухие, всякое
может быть. Саше рассказали, что в заповеднике пропал художник
Жуков из Москвы: он один на катамаране с мотором поднимался
к горам по Илычу. Долго везде искали, но даже следов нигде
не обнаружили.
- Интересовались, как вели себя медведи при встречах. Кто-то
сказал, что это сейчас они мирные и уходят, а в сентябре зверь
может вести себя как бешеный. Поговорили и с Мегалинским.
Умеет он и выслушать, и расположить к себе, и сочувствие вызвать
(к проблемам заповедника).
Я еще раз подумал: действительно, ох как непросто быть сейчас
руководителем большого хозяйства…
А вечером у нас настоящая баня. Правда, жар я подвыпустил,
поскольку мылся первым, а у меня болел зуб и я не вникал в
тонкости парного процесса. Витя только спросил меня:
- Ты знаешь, что и зачем там готовится?..
Сергей и Ирина дали нам ключ от соседней с ними квартиры.
Хозяин два года, как уехал куда-то в Подмосковье. Работал
здесь лесником. Жена его какое-то время работала на лосеферме.
В доме у них - целый музей: тут и чучела животных и птиц,
даже череп медведя, немало научных книг о дикой природе и
животных, есть и свои записи - наблюдения о природе. Глядя
на сделанные их руками вещи - короба, туески
из бересты, плетения с узорами из соломки и многое другое
- чувствуешь умельцев и рукодельников, влюблённых в родной
край.
Поразил нас горный хрусталь: 5-6 камней белого кварцита величиной
в полкулака, найденные в горах заповедника, сказочно играющие
на солнце всеми своими прозрачными гранями…
Эту игру мы пытаемся с Сашей утром заснять в воде.
16 августа. Второй день в доме. Вечером
мы рассказываем Сергею и Ирине о нашем путешествии. Слушаем
и впечатления Ирины - она со старшеклассниками, отобранными
по конкурсу, совершила поход на Чусовское озеро в Чердынь,
по пути древнего тракта на Печору с южных земель. Об этом
районная газета «Заря» (Троицко-Печерский район) за 3 –е августа
поместила заметку:
« На месте взрывов»
«Экологическое исследование на месте ядерного взрыва провели
члены Ассоциации следопытов Республики Коми во время своего
недавнего путешествия по Пермской области.
Выводы, к которым пришли 14 юных следопытов – учащихся Гимназии
искусств при главе РК – во время исследований на Чусовском
озере, где в 1971 году проводились ядерные испытания, довольно
утешительные. По их мнению, уровень радиации там не превышает
допустимую норму. Хотя, как передал слова местных жителей
председатель Ассоциации Сергей Таскаев, в первые годы после
взрыва в лесах области ягоды начали расти крупнее, а среди
населения отмечался рост числа раковых заболеваний. По официальной
версии, причиной раковой «вспышки» стал алкоголизм. По словам
С. Таскаева, этот взрыв должен был стать первым в серии взрывов,
с помощью которых предполагалось создать искусственное русло
между реками Печора и Кама.
Благоприятный итог исследований на Чусовском озере, считают
следопыты, важен для Коми не меньше, чем для Пермской области,
так как зараженный радиацией воздух мог бы с северо-восточным
ветром «по-соседски» переместиться и в республику. Чусовское
озеро – не единственное место в области, которое посетили
скауты во время экспедиции «Торговые пути из Чердыни (Пермская
область) в Печорский край». В общей сложности они разными
способами – пешком, на катере, автобусе, машине – проделали
путь в 600 километров. В Чердыни следопыты встречались со
старожилами – выходцами из Коми. По заданию Национального
музея РК посетили городской музей, где также искали материалы
о республике, просматривая старые книги, архивы, экспозиции»...
Не знаю, могут ли быть утешительными ситуации в районах ядерных
взрывов в принципе, если у ряда радиактивных элементов, того
же стронция, периоды полураспада составляют сотни, а у отдельных
и тысячи лет. И потом у меня большие сомнения, что ребята
были оснащены приборами для измерения всех видов альфа, бета
и гамма излучений. (Наверняка не все перечислил.)
Страшно ядерное оружие, но ещё страшнее человек в своих страстях,
своей гордыне, возомнивший, что он может повелевать, в данном
случае - природе. Сколько, к примеру, сил было потрачено,
чтобы остановить воплощение проекта о переброске северных
рек. Но кое-кто и сегодня ведёт разговоры об этом.
Ирина делится впечатлениями о походе:
- Город Чердынь – русская старина. Люди спокойны, доброжелательны,
сидят на лавочках, щелкают семечки, рады поговорить, расспросить.
И природа – всего 60 километров южнее, а леса уже не те, больше
лиственных пород. В лесах есть клещ. (У нас в заповеднике
его нет.) У меня там одного вытаскивали. Медсестра очень переживала:
нужно было вводить иммуноглобулин, а она не знала, как он
на меня подействует.
После
впечатлений о походах Ирина говорит о сегодняшнем, о своём.
У неё есть давнее желание: приехать в Москву и посмотреть,
как на киностудии создается художественный фильм. Наверное,
это желание из детства. А вообще, Ирина хочет уехать работать
в другое место, дочь школу уже закончила... Сергей, правда,
настроен более консервативно: он хотел бы вернуться в родной
город Калининград – там у него родители.
Как мы узнали позднее, Ирина с дочерью уехала в Салехард,
где она родилась и училась. Сергей же пока в Якше…
17 августа. Отъезд. Последний взгляд на
Печору… Дорогой складываются какие-то строчки. Записываю,
меняю, в конце концов остается:
К истоку
Я стихи писать перестал.
Не хотелось, устал, не мог.
Я уехал. Всё плыл да шагал
В том краю, где Печоры исток.
Меня немощь нередко била,
Связка с третьим куда-то шла вбок,
Но ведущим началом было -
Нужность этих дальних дорог.
Где реки рукава, острова,
Горы, камни, тайга без троп.
Я мечтою давно шел сюда
Где, как в сказке, прозрачность вод.
Их исток в горах – наш исток.
Там душа спасена, где чиста.
И из множества в жизни дорог
Выбираем одну неспроста.
Если ты терпел, хоть устал,
Трудность честно с собратом делил
И хоть чуточку лучше стал,
Значит, путь не напрасным был.
И я вспомню в час трудный свой
Не о сытом спокойствии лет -
Вел к истоку нас путь непростой.
Он дарил мне тепло и свет.
Не знаю, стал ли я лучше, но то, что этот край и его люди
помогают сохранять лучшее в нас – уверен. И я благодарен судьбе
и ребятам за пройденный путь.
Москва – Якша – р. Печора – Урал – Москва 2000 -2003 г.г.
Список использованной литературы:
1. Иванова М.Ф. «Общая геология с основами исторической геологии»
М.: Высшая школа, 1980
2. «Земля девственных лесов» (Печоро-Илычский биосферный заповедник).Под
редакцией В. Ануфриева 2000
3. Борисов П. А. «О чём говорят камни Карелии» Изд. «Карелия».
Петрозаводск, 1973
4. Добровольский В. В. Геология. Учебник для ВУЗов. М.: Владос,
2001
5. Ильина Л. , Грохов А. Н. «Реки Севера». Ленинград. Гидрометеоиздат,
1987
6. Кеммерих А. О. , Гринева Е. К.., Руф Л. В., Штюрмер Ю.
А. и др. «Север», ФИС, 1975
МИХАЙЛЕНКО Виктор Павлович
«В краю заповедной Печоры»
(Путевые и дневниковые записи по экспедиции 2000 года) Фотографии:
СВЕШНИКОВ А.Ю.
МИХАЙЛЕНКО В.П.
|